Полоса отчуждения - [48]

— Посмотри, оно похоже на огненный пузырь… или на взрыв атомной бомбы.

— Ну вот, нашла с чем сравнивать. Много ты видела атомных взрывов!

— По телевизору два раза.

— О боже мой! Сравнивай… с большим бутоном цветка, вот хоть бы красного мака или тюльпана — видела такие у деда Андрея?

— Вот сейчас если то облако наедет и встанет над солнцем — будет как атомный гриб, — упрямо повторила она.

— Похоже на парашют, — возразил я. — И солнце, и облако — два парашюта.

— Слишком большие, таких не бывает.

— Это прилетели инопланетяне, садятся за тем лесом… У них огромные парашюты, красный и белый.

Мы сидели в нашем любимом окошке на теплом подоконнике, и я почему-то был особенно счастлив тем, что ощущал рядом с собой родной теплый бочок. Мои отцовские чувства — странное дело! — расцветают во мне отнюдь не от того, что вижу славную дочкину мордашку или слышу ее голосок-колокольчик, а вот именно от того, что ощущаю рядом тепло маленького тельца. Мне тогда хочется обнять его крепко-крепко, вместить в себя: мое, мое!

— А почему у них парашютная система? — спросила моя эрудированная дочь. — Не могли уж придумать чего-нибудь новенькое.

Родному человеку семь лет, мы друзья, и я вижу в нем себя, начинающего жизнь заново — какое восхитительное сознание!

— А гости бабы Насти опять гуляют.

— Любуются на закат, как и мы, — предположил я, не подумав.

— Нет, — возразила дочь убежденно. — Они не любуются, а огорчаются.

— Почему?

— А раз такой закат — значит, завтра пойдет дождь. И будет холодно, потому что черемуха расцвела.

Я покосился на свою маленькую подружку:

— Ты веришь в приметы больше, чем прогнозам погоды по телевизору?

— Вот посмотришь, завтра будет дождик. И тогда Овчинниковы не смогут работать в огороде. Поэтому они сейчас огорчаются.

— Разве у них мало дел в доме?

— Там баба Настя… с нею им скучно.

— Напротив! Она будет печь им пироги, а потом они сядут чаевничать и беседовать на задушевные темы.

Моя собеседница оглянулась на меня и засмеялась.

— Что ты смеешься?

— Так…

Назавтра и впрямь подул холодный ветер, пошел дождь…

В эти ненастные дни Леонид Васильевич был неукротимо деятелен: стучал, пилил, стругал в сарае. Нина помогала ему, а вернее, находилась всегда с ним рядом, я слышал их голоса и смех. Иногда она, укрывшись с головой плащом, подходила к кустам сирени в палисаднике.

— «Счастье» ищет, — догадывалась моя дочь.

— Вряд ли. Оно у нее есть.

— Может быть, ей нужно два?

— Счастий не бывает два. Оно или одно, или его нет совсем.

— А у тебя есть?

— Есть!

— Большое?

— Порядочное…

Нина прогуливалась между цветущими яблонями, и я слышал, как дождь стучал по ее плащу. Леонид Васильевич, тоже чем-нибудь укрывшись, подходил к ней; они стояли долго, о чем-то переговариваясь, он отстригал секатором ненужные ветки, но тут появлялась неизменно мать и говорила прямо с крыльца:

— Не трогай ты их, Леня! Что они, мешают тебе?

После чего супруги удалялись в сарай — и опять там раздавалось шарканье рубанка, звон пилы…

Однажды Леонид Васильевич куда-то отлучился из дому и вернулся на грузовой машине, с которой прямо под дождем сгружали кирпичи и таскали к сараю. Через какое-то время, тоже под дождем, он копал-копал в дальнем углу огорода глину, разводил ее в большом корыте, помешивая заступом, вымазался весь — и выстиранные штаны его к вечеру трепыхались под навесом, а на нем самом были старенькие, с заплатами на заду.

Через несколько дней погода стала разгуливаться понемногу; дождь как бы делал передышки изредка и наконец вовсе прекратился; еще бежали тяжелые облака, но солнце выглянуло раз и два, словно украдкой, да и заулыбалось радостно.

И вот тут-то Леонид Васильевич стал выволакивать из сарая то, что наготовил: он врыл перед палисадником два столбика и на них укрепил лавочку со спинкой — очень удобная получилась — это чтоб соседки ходили сюда посидеть, поговорить, как хотелось матери.

Еще одну ладненькую скамеечку поставил-врыл в палисаднике — это уж для матери одной, не для всех…

Тут Борис Пикулев вышел на крыльцо:

— Бросай дела, сосед, футбол смотреть будем.

Леонид Васильевич уже оглядывался под яблонями, собираясь и тут что-то соорудить.

— А что там? — спросил он.

— Да ты забыл? Чемпионат мира в Мексике начался! Сегодня наши с венграми играют.

— А-а…

Леонид Васильевич взял в руки заступ и начал копать.

— Да неуж смотреть не будешь? — изумился Борис.

— А у нас телевизор еле-еле дышит.

— Так надо срочно мастера позвать!

— Некогда.

— Ну, хочешь, я своего зятя приглашу: он хоть и не телевизионный техник, а закройщик, но в телевизорах маленько кумекает. Авось починит.

— Не надо, — махнул рукой Леонид Васильевич. — Этот уж не отремонтировать, ему в обед сто лет будет.

— Да-а… Без телевизора что за жизнь. Новости все-таки каждый день.

— Новость у нас, Борис Александрович, только одна, — Леонид Васильевич не прерывал работы, — пала на нас звезда Полынь, причинив великие беды. А остальные — пустяки. В том числе и футбольный чемпионат.

— Это ты про комету? Про ту, что показывали по телевизору?

— Комета Галлея само собой, а звезда Полынь — особо.

Борис его не понял, а я подошел к самому окну, чтоб получше слышать, что еще скажет мой герой по этому поводу, который так тревожил и меня. Но ничего далее не последовало.