Полонянин - [19]

— Ты себе муде не отморозь. — Кветан из сугроба выбрался, растерся, отряхнулся. — Аида обратно! Совет держать будем!

Из огня в полымя, да обратно в огонь — знатно кровь разогнали. Обмылись водою горячей, прогрелись, с парком легким поздравились. Из парной вышли, в предбаннике за стол сели, по ковшику бражки приняли, капусткой квашеной закусили и… просветлились. Хорошо!

— Значится, так, — старшой кулаком по столетие треснул, — в прошлом годе нас посадские на измор взяли. Они лбы здоровые, один Глушила чего стоит.

— Это кто таков? — спросил я.

— Молотобоец он с Подола, — кто-то из конюхов сказал. — Туговат на одно ухо, оттого так и прозывается.

— Так-то оно так, — Кот еще ковшик себе зачерпнул, — только у него кулак, что твоя голова.

— Ты на бражку не налегай, — строго сказал Кветан, — а то к игрищам спечешься.

— Я себя знаю, — ответил Кот, но ковшик в сторонку отставил.

— А на какое ухо туговат?

— На левое.

— Может, я его на себя возьму?

— Эка расхорохорился, ты после лихоманки-то своей оправился? — Кот с сомнением на меня взглянул.

— Ты за меня не боись, — расхрабрился я, то ли после бани силу почуял, то ли бражка на вчерашний заквас хорошо легла.

— А чего мне бояться? — пожал плечами Кот. — Ты его еще не видел, а уже бахвалишься.

В этом он был прав. На прошлом Солнцевороте я на конюшне все праздники взаперти просидел. Опасался Свенельд, что сбежать могу, оттого из града не выпустил.

— Ладно, — кивнул Кветан, — с этим на месте разберемся, а пока слушайте, что я посадским в подарок придумал. — И мы к нему поближе придвинулись…

На крепком днепровском льду разворачивалось игрище. Девки хороводы водили, Сварога песнями славили, Коляду в путь неблизкий провожали, на парней поглядывали, женихов себе высматривали. А парни друг перед другом, да перед теми же девками красовались, удаль свою оказывали. Столб тут поставили, водой его облили, чтоб скольжее был, а на верхушку сапожки сафьяновые подвесили. Вот на этот столб парни и лазали.

Не давался парням обледенелый столб, до середки добирались и вниз скатывались. А вокруг народ шумит, ловкачей подбадривает. Огнищане со слобод, мастеровые с посадов, дружинники из града, все с женами да детишками малыми, с чадами и домочадцами. Народищу вокруг столба — не пропихнуться. А неподалеку козарские жители палатки развернули, сбитнем, медовухой, калачами и блинами приторговывают — и народу хорошо, и ворам [29] прибыль.

Здесь же и княгиня со Святославом и воеводой. Для них особо из снега курган холопы соорудили, чтоб лучше им было видно, что на игрище происходит. Ольга на санках сидит, точно собралась с горки прокатиться, только Свенельд рядом стоит да санки рукой придерживает. Переговариваются они меж собой, улыбаются. А кагану Святославу на месте не сидится. Он да мальцы киевские с кургана дорожку ледяную накатали да на мазанках [30] по ней съезжают. Хохочут, радуются. Визг у кургана, возня детская.

Меж тем у столба ледяного нешуточные страсти кипят. Ругаются парни, кулаками сапожкам подвешенным грозят, каждый хочет зазнобе своей гостинец праздничный подарить. Вот только не дается в руки подарочек.

— А ну расступись! — перекричал кто-то всех.

Я поближе подошел, чтобы ухаря получше разглядеть. Вижу — Кот народ расталкивает. Шапку скинул да оземь припечатал, тулупчик на снег сбросил, по пояс оголился. Делово столб оглядел, на руки поплевал и вверх полез. Пыхтит, упирается, ногами столб обвил, руками охоляпил, пыжится изо всех дристенок. Почти до самого верха забрался. Еще чуток и до сапожек дотянется. Уже кончиками пальцев подошвы касается… нет. Соскользнул вниз. На копчик опустился. Плюнул в сердцах.

— Чтоб тебя приподняло, да не опустило! — выругался.

А народ над ним потешается:

— Что, котик, коготки затупились?

Он на потешника с кулаками кинулся. Удержали его, да еще пуще на смех подняли.

— А ну-ка, дайте и мне себя попытать! — Я и не заметил, как Свенельд с кургана спустился.

Расступились зеваки почтительно.

— Ну, спытай, Свенельд Асмудович.

Воевода неторопливо вокруг столба обошел, приноравливаясь. Потом разделся спокойно. Крепко столб обнял и взбираться начал. Ловко у него получилось, к столбу точно приклеился. Добрался до верха, сапожки с крюка снял, народу показал. Криками приветственными это люди внизу встретили. Славу воеводе крикнули, не хуже, чем вчера Перуну Громовержцу кричали. А Свенельд с сапожками вниз спустился, к Коту подошел, потрепал его по буйной голове.

— Не всегда одной ловкостью справиться можно, — говорит, — иногда и хитрость проявить надобно. Вот смотри. — За руку Кота взял и ладошку его к груди своей прижал.

— Прилипла! — удивился конюх, с трудом ладонь от груди отрывая.

Улыбнулся воевода и с сапожками вокруг столба гоголем пошел.

А Кот ладонь свою понюхал, лизнул ее, да как заорет:

— Это ж смола сосновая!

А девки меж тем всполошились. Каждая вперед других вылезти старается, чтоб Свенельду на глаза попасть. Воевода все бобылем ходит. Жених завидный: красив, строен, ловок и удатен [31].

И каждая мечтает, чтоб ей Свенельд внимание оказал, сапожки подарил. Потешился я, за ними наблюдая: и этим бочком повернутся, и другим подставятся, и глазками стрельнут, и взглянут со значением. Однако все эти хитрости на воеводу, казалось, не производили особого действия. Проходил мимо, точно не замечая манящих девичьих глаз.