Полный привод, или Километры вдоль нормальности - [9]

Идеальный, кукольный рот парнишки отличался ещё юношеской припухлостью. Жак почему-то подумала, что такие губки от природы достаются или везунчикам, или эгоистам или и тем и другим. Что, тем не менее, не помешало ей пару раз сглотнуть слюну, когда Алекс облизывал свои губки после жирной пищи, и они у него становились блестящими, еще более яркими, припухлыми и манящими.

Так она и сидела и украдкой, и урывками рассматривала юношу.

А потом Алекс взял и улыбнулся какойто реплике в разговоре за столом.

Жак замерла. Застыла. Зависла. Онемела. Перестала дышать.

Потому что это была не улыбка. Это было как откровение. Как проблеск. Как рождение чего-то прекрасного.

«Свя-ты-е-у-год-ни-ки! – только и смогла подумать девушка. – Мне конец!»

Улыбка как быстро появилась, так же быстро и исчезла, но Жак успела поставить на себе крест окончательно. Когда парень улыбался, у него закладывалась очень красивая, мягкая, завлекательная складка нижнего века, что делало его лицо просто адом для кинестетика – очень хотелось прикоснуться, пощупать эту складочку, надавить на неё. А когда он удивлялся, что случалось еще реже, к еще большему огорчению девушки, то глаза его как-то так даже, не то чтобы округлялись, а именно красиво распахивались, как раскрываются цветки тюльпанов на ускоренных кадрах. И это уже было просто раем для визуалов.

Кстати, если бы не Александр, Дженни тоже можно было бы назвать красавицей, хоть они не сильно походили как родные брат с сестрой. Алекс имел волосы цвета пепельный блондин, а Дженни уродилась брюнеткой. Да и черты лица еле-еле перекликались – у Дженни глаза темнели чернотой, и нос курносенький, а лицо пестрело заметными веснушками. Разница в возрасте, судя по всему, была год-два в пользу брата.

«Если Алекс похож на свою мать, значит Дженни – на отца,» – думала Жак, слушая, в который раз, свою историю в исполнении дядюшки Лама о том, как в Китае, в каком-то захолустье, его двенадцатилетняя племянница, подружилась с одной бродячей собакой и назвала её Пини, что означает «друг» по-китайски, и не хотела с ней расставаться по окончании сезона, и спряталась перед отъездом в зарослях с этой псиной. Их искали всем лагерем и нашли только с помощью этой же собаки, отчего в благодарность, пришлось взять эту везучую животину с собой в Париж.

За всё время ужина Алекс почти не смотрел на Жаклин. Да он и на остальных-то почти не поднимал глаз. Очевидно, для молодого парня такие посиделки не представляли ни малейшего интереса, но он слишком хорошо воспитан, чтобы выказывать откровенную скуку окружающим и поэтому старательно сохранял на своём лице выражение понимания важности и момента завязывания нового знакомства, и пополнения их старой сложившейся компании.

В большинстве случаев, Жак ловила его за взглядами на сестру, на окно за её спиной или на его телефон.

Один раз почти перед окончанием ужина ему позвонили. Молодой человек, извинившись, вышел в коридор, или даже, кажется, на улицу, чтобы поговорить. После того как вернулся, гостья заметила, что сестра с братом пару раз перекинулись очень серьёзными, цепкими, понимающими взглядами, явно не имеющем отношения к происходящему за столом. Лица в это момент у обоих были озабоченными и взволнованными и казались даже взрослее, чем у всех остальных за этим столом, включая их мать – она, судя по всему, к невербальному диалогу своих детей не имела ни малейшего отношения и с благостным воодушевлением участвовала в общем разговоре.

От переглядок брата с сестрой Жак полностью поглотило какое-то непонятное нехорошее чувство. Она даже не сразу поняла, что это ревность.

«Господи, что за глупости, Жак! Она его сестра! Куда ты лезешь со своей ревностью к сестре, если у него, наверняка, еще и девушка имеется. Может, это она ему только что звонила. Не представляю, что может уберечь такого красавца от противоположного пола». – Мысленно вопила Жак, обращаясь к самой себе. Это помогло. Тем более, что, как она понимала, ревность ревностью, а время шло, и работало против неё – сейчас ужин закончится, они начнут расходиться, а она так и не выяснит, когда же увидит юношу в следующий раз.

Жаклин уже хотела сама заговорить с парнем, спросить его о учебе, Университете, Оксфорде, почему именно экономика, ну и еще что-нибудь в этом роде, в зависимости от того, что бы он начал ей отвечать – может быть, даже удалось завязать с ним разговор и лучше познакомиться. Она уже даже приготовилась пригласить юношу к ним с Чарльзом домой, в Оксфорде (а потом сделать так, чтобы мужа не оказалось дома в этот момент), хоть у неё и свербело чувство, что она форсирует события.

Но, в конце концов, она всё-таки нашла в себе силы воздержаться и припасти вопросы для беседы с юношей в более приватной обстановке и при меньшем количестве народу. Может, молодой человек вследствие своего возраста и не углядел бы в ней заинтересованность в его персоне, но вот остальные, сидящие вокруг, могли оказаться более прозорливыми. К тому же её останавливала отстранённость и какое-то явно сдерживаемое равнодушие Алекса ко всему окружающему, и боязнь показаться навязчивой.