Полнолуние любви Том 1 - [17]

– А где сейчас наш отец?

Женуина долго молчала, сморкалась, мяла платок. Наконец ответила:

– Не знаю… Не знаю. Иногда, когда я молюсь перед сном, мне вдруг становится страшно: я ничего не знаю о нём.

– Он мог хотя бы прислать открытку. Сообщить, что жив, хотя бы открытку, правда?

Лицо Женуины вдруг изменилось. Она словно помолодела на десять лет. Глаза стали глубокими, губы приоткрылись. Она прислушивалась к чему-то. Прислушивалась к себе.

– Ты знаешь, доченька, я верю, что он войдёт в эту дверь и опять назовёт меня мамочкой… Иногда он так ко мне обращался. «Мамочка, ты опять плохо выгладила воротничок!» – изобразила она нежный мужской голос. – Потом он брал тебя на руки, поднимал над головой, вот так, и называл испанской куколкой. Нам осталось недолго ждать, я чувствую. Давай потанцуем. |

Мерседес быстро поставила кассету, и под страстные звуки самбы мать и дочь поплыли по комнате, обнявшись.

– Нет, смотри, бедро должно идти вот так, – показала Женуина, – а рука не должна касаться бедра. Это старая испанская традиция. Она сохранилась только здесь, в Бразилии, только бразильские женщины умеют по-настоящему танцевать самбу…

Мерседес с восторгом смотрела на мать.

В гимнастическом клубе возле стойки бара Вагнер обольщал Изабелу. За ним тайком насмешливо наблюдала стройная барменша.

– Вагнер, почему ты всё время меня защищаешь? – томно спрашивала Изабела. – Я и сама уже взрослая.

– Это тебе только кажется. А защищаю я потому, что из-за меня ты помчалась в Арарас, где тебя могли убить. Мне даже подумать об этом страшно. Кстати, почему там была кровь?

– Это один из воров порезался, когда выбивал стекло. Не заговаривай со мной больше об этой истории, ладно?

– Я бы хотел поговорить о другом, но ты избегаешь этого разговора.

– Но ведь, не начинать же, его в спортзале.

– Давай я с тобой позанимаюсь.

– О, нет! Это не для меня: бегать, прыгать, обливаться потом… – Изабела вынула вязанье и уютно устроилась в кресле с ногами.

– Изабела, лентяйка, зачем ты сюда приезжаешь, вязать? Или… на свиданья с Вагнером? Он ведь давно к тебе неравнодушен, – спросила Рената.

– У него столько шикарных женщин, я им в подмётки не гожусь… Мне нравится с ним болтать…

– А как дела у Аугусто, я слышала, он вернулся? – с затруднением спросила Рената.

– О, он не только вернулся, он вернулся влюблённым, несчастным влюблённым. Почему бы тебе его не утешить, Рената?

– Я не по той части, и потом, служебный роман – это дурной вкус. Изабела, раз уж ты здесь сидишь, возьми мой браслет. После истории с часами мне не хочется оставлять его в раздевалке. – Рената положила на колени Изабеле золотой браслет, усыпанный мелкими бриллиантами.

Изабела смотрела на украшения как загипнотизированная.

Супруга «мясного короля» Китерия Жордан начинала новую жизнь. Её супруг заключил очень выгодный контракт на поставку мороженой говядины в Россию. Белые корабли увозили упакованные в целлофан глыбы мяса в ненасытные российские дали, и с каждым рейсом на счету у Жордана прибавлялась солидная сумма. Но Китерия не была счастлива. Что с того, что она смогла открыть магазин дорогого женского белья, что с того, что Жордан был покладистым мужем, – пригласить в дом «настоящих» людей Китерия не могла. И не потому, что в доме шёл очень дорогой ремонт, а потому, что, несмотря на мясо, круг знакомых оставался прежним: пузатые поставщики кофе и всё того же мяса и их вульгарные, безвкусно одетые жёны. Нужно было срочно менять круг, иначе к чему новый дом, к чему белые корабли, увозящие мясо в холодную Россию? Китерия уговорила Жордана купить дорогой тур в Испанию. Жили они в роскошной гостинице в центре Мадрида, и там Китерия увидела знаменитую Лаис Майя. Но подступиться к прекрасной богачке Китерия не сумела, хотя, к ужасу Жордана, прибегала даже к авантюре. Она решила, во что бы то ни стало проникнуть на знатную свадьбу, куда были приглашены Лаис и Конрадо Майя. Но… вышел конфуз, – на свадьбу Китерию и Жордана не пустили, и Китерии лишь оставалось любоваться портретом Лаис на обложке модного журнала. Но поражение не сломило Китерию, у неё возникла новая идея и, окрылённая ею, она вернулась в Рио. Отделка дома вызвала у неё негодование: всё не так, всё недостаточно шикарно. И, как всегда, раздражение срывалось на дочери Оливии – хорошенькой четырнадцатилетней девчонке.

– Оливия! – заорала Китерия, ступив в миску с эмульсионной краской. – Оливия, зачем ты поставила на проходе эту дрянь?

– Я, что ли, делаю ремонт! – сварливо откликнулась Оливия из кухни, где уплетала пирожные. – Всегда во всём виновата я!

– Мои туфли из крокодиловой кожи! Смотри, что с ними стало! Ты знаешь, сколько я за них заплатила?

– Представить не могу. Мне такие деньги и во сне не снились.

– Как ты разговариваешь с матерью, нахалка? И прекрати есть пирожные, посмотри на свои ляжки.

– Хочу и ем.

– Я вижу, ты ни капельки не соскучилась.

– Я просто умирала от тоски. Только, честно говоря, думала, что вы вернётесь через неделю.

– Оливия, – Китерия взяла пирожное и с удовольствием стала его поедать, – в чём дело? Дом стал похож на руины вроде тех, что нам показывали в Греции.