Полное затмение - [54]

Ломаксу не хотелось, чтобы Джулия вешала трубку. Он попытался найти тему для разговора, и в памяти всплыл Мерфи Маклин с его чудовищной ухмылкой.

— Он заходил? Или все еще сидит у дома и ухмыляется прохожим?

— Он мне не докладывает.

— Он все еще там?

— Не знаю. Вероятно. По-моему, я уже несколько раз его видела.

Ломакс сжал трубку так сильно, что пальцам стало больно.

— Какого черта, — прошипел он, — какого черта он там делает? Шатается там, пугает тебя!

— Он не пугает меня. Он пытается меня защитить, — сказала Джулия.

Ломакс почувствовал, что Джулия испугалась его гнева. Он постарался говорить мягче, но вскоре после его вспышки Джулия повесила трубку.

ГЛАВА 15

В понедельник Ломакс проспал. Ему не хотелось идти в «Сэш Смит» и сидеть под лестницей, слушая глухой стук над головой. Бреясь, он порезал левую щеку. На дорогах было полно машин. Небо хмурилось. Ломакс опаздывал, и это его беспокоило. Наконец он уселся за свой стол и только тут понял, что никому нет никакого дела до его опоздания. Ломаксу захотелось кофе, и он с тоской вспомнил, что должен сам позаботиться о себе.

По крайней мере у него есть записная книжка Льюиса и фотографии. Записная книжка была маленькая, старая и потрепанная и содержала самые личные записи. Книжка была переплетена в некогда коричневую кожу, но с годами переплет слегка потерся. Ломакс удивился, что Льюис не заменил его. Он разглядывал почерк Льюиса — мелкий и аккуратный, почти неизменный на всем протяжении книжки. Только цвет чернил менялся. Когда друзья Льюиса переезжали, он зачеркивал их имена жирной прямой чертой и дописывал новые адреса на чистых страницах. Линии почти скрывали старые имена и адреса. Льюис чертил их медленно и осознанно. Иногда имена зачеркивались и больше не появлялись на чистых страницах. Что происходило с этими людьми? Умирали? Или Льюис просто терял с ними связь, разрывал отношения и уничтожал всякое упоминание о бывших друзьях?

Ломакс использовал книжку, чтобы вычислить некоторые номера из списка. После этого он решил вознаградить себя чашкой кофе. Марджори как раз выходила из кухни. Она не поздоровалась и почти не взглянула на Ломакса, только тряхнула волосами.

— Понедельник, — заявила она.

— Точно, — согласился Ломакс сочувственно.

— Понедельник. Ненавижу. Я уже дырку прожгла в своем телефоне и собираюсь продолжить.

Ломакс вернулся к своему столу и склонился над конвертом, который передала Джулия. Поискал записку, но ее не было.

Макмэхон черкнул на внешней стороне конверта пару строк: «Собираешься напиться? Мои поздравления». Ломакс спросил себя, открывал ли Макмэхон конверт. Зная Макмэхона, не приходилось в этом сомневаться.

Фотографии упали на стол — разноцветные, большие и маленькие. Сердце Ломакса забилось сильнее, когда он начал перебирать их. Праздники. Снимки во дворе дома. Рождество. Но больше всего свадебных. Большинство похожи на снимок, который он уже видел. В то время как дежурные улыбки Джулии, Льюиса и Ричарда не менялись от снимка к снимку, Гейл часто моргала, поправляла очки, губы ее двигались, когда Гейл что-то произносила. Ломакс выбрал одну фотографию, чтобы внимательнее изучить запечатленную на ней семью. На этом снимке красота Джулии впечатляла. На лице играла полуулыбка. Совершенные пропорции, полные губы, нежные тени скул.

Джулия, Льюис, Ричард и Гейл. Двое из них мертвы, а третьей грозит смертный приговор. Ломакс рассматривал лица на фотографии. Джулия казалась счастливой. Ричард представлял собой копию отца. На лице Гейл застыла странная, едва заметная улыбка.

Ломакс пристально разглядывал Льюиса.

От снимка к снимку Льюис не менялся. Та же фигура, те же позы, неизменная улыбка. Голова его была седа, но Льюис сохранил стройность юноши. Хотя кожу и покрывали морщины, она туго обтягивала его крепкие кости. Зачем кому-то понадобилось убивать его? Ломакс наклонился, и Льюис улыбнулся ему. Стандартная, лишенная теплоты улыбка, но при виде плохо сидящего костюма и небрежно выбритых щек Ломакса улыбка начала гаснуть. Ломакс был уверен, что он вряд ли понравился бы Льюису. Вероятно, Льюис состоял членом какого-нибудь загородного клуба, где скатерти из белого льна, а метрдотель представляет собой образец почтительности. Такой метрдотель посмотрел бы оценивающим взглядом на костюм Ломакса и тут же понял бы, что этот парень только пытается выдать себя за человека респектабельного, что ему не слишком удается. Льюис мог бы заказать хорошее вино, а Ломакс непременно разбил бы бокал, и, само собой, вино оказалось бы красным. Пока официанты стирали бы пятно, и Льюис, и метрдотель искусно скрывали бы свое раздражение.

Вероятно, самообладание было сильной чертой Льюиса. Он редко открывал душу даже перед самим собой, не говоря уже о том, чтобы раскрыться перед объективом фотоаппарата.

Ломакс положил снимок на край стола, а остальные убрал в конверт. Засунул записную книжку Льюиса в пустой ящик стола и снял трубку — говорила Марджори. Случайно он услышал обрывок ее разговора.

— Он мой старый друг, и я пытаюсь найти его… — говорила Марджори.

— Неужели? — глумливо поинтересовался мужской голос.