Полночный полдник - [73]

Затем я отправилась в кабинет и заперла дверь. Позвонив Мерседес и дождавшись ее ответа, я рассказала ей обо всем, что видела.

— Я никак не могу сложить воедино всю картину происходящего. Что здесь делает Гэбриел, если это, конечно, Гэбриел? И зачем в «ванных комнатах» хранятся запасы крови? Берни сказал, что в «Парагоне» происходит что-то странное, вот я и подумываю — не это ли он имел в виду?

— Бритва Оккама, — проговорила она.

— Что?

— Бритва Оккама — это принцип, в соответствии с которым самое простое объяснение, охватывающее все факты, скорее всего и есть истина. Гэбриел сказал, что у него отпуск, вот он и приехал на курорт. В неофициальном крыле хранится кровь, а ты видела какого-то типа в бинтах — значит, в гостинице проводят лечебные процедуры. Большое животное утащило убитую овцу. Жители Ла-Басуры периодически сматываются куда-то на несколько дней. Никаких особых тайн я здесь не вижу.

— Эх, Мерседес, Мерседес, Мерседес, видишь, как факты могут ограничить наше восприятие? Здесь происходит что-то еще, связанное с вампирами. Вот смотри: мы с Гэбриелом попали сюда в одно и то же время, — тебе не кажется, что это слишком уж странное совпадение?

— Может, то был вовсе не Гэбриел. Почему ты не удивляешься, что у вас там Жижи Бартон и что она знает Томаса? Ты вращаешься в определенных кругах, где все всех знают. Один математик по имени Джон Аллен Паулос сказал, что отсутствие совпадений — это самое удивительное совпадение.

Ну да, а Далай-лама сказал: «Когда закрывается одна дверь, открывается другая».

Мерседес начала смеяться и смеялась долго. Снова обретя дар речи, она возразила:

— Это сказал не Далай-лама, а Александер Грейам Белл.[88]

— Кто знал, что старик Алекс был таким философом? — Внезапно меня осенило: — Мерседес, а в каких странах на цитрах играют народную музыку?

— На цитрах играют повсюду с незапамятных времен. Согласно легенде, цитра может заколдовать. Она очень характерна для тирольской и баварской музыки. В Словении играли на басовой цитре, но потом ее сменила концертная. Армяне используют широкую цитру, которая называется канун. Есть еще кокле — латвийская цитра, а марокканская…

Кое-что прояснилось.

— Латыши играют на цитрах?

— Конечно. Кокле существует как минимум два тысячелетия.

— Сайлас Мэдисон говорил мне, что кровопускательная церемония основана на обряде, о котором он узнал из латышской рукописи.

— И что же?

— И что же?! Ах ты цитра-мацитра! Да вот что! Парагонский управляющий нанял цитриста и позвал на вечеринку Жижи клиентов Бриллиантового клуба, а в Бриллиантовом клубе есть кровавые ванны.

На том конце провода повисла тишина.

— Мерседес, ты здесь?

— Милагро, знаешь, в чем самая большая проблема выпускников гуманитарных факультетов? У них всегда возникают ассоциации там, где их быть не должно, — заявила она. — Я постараюсь найти что-нибудь о Бриллиантовом клубе «Парагона», но не позволяй воображению брать над тобой верх.

Я бы с удовольствием еще раз обдумала все эти совпадения, но у меня не было на это времени. Работа над сценарием требовала соблюдения сроков. Чем больше я старалась докопаться до важнейших истин в сценарии, тем больше меня терзали мысли о собственной индивидуальности. Я давила их, как букашек.

Томас начал тренировку, и его снаряды стучали и позвякивали. До конца дня наш домик превратился в центр трудовой активности.

Когда мне захотелось сделать перерыв в работе, я переоделась в чистую одежду и сообщила Томасу, что скоро вернусь.

— Куда это ты собралась? — поинтересовался Томас. — Жижи и ее друзья сначала придут сюда, а потом мы поедем в «Клуб Левака». Берни сказал, что там будет вечер караоке.

— Звучит соблазнительно, но у меня есть кое-какие дела.

Я люблю смотреть на небо ранним вечером; мне нравится, как оно темнеет, сменяя оттенки цветов дельфиниума — от светло-синего до багрово-синего. Я наклонилась зачерпнула ладонью землю и пропустила ее между пальцами. Почва была песчаной и рыхлой, однако ничего неприятного в ней не ощущалось. Я скучала по земле с ранчо — вулканической почве красноватого оттенка. Вытерев ладони о свои широкие брюки, я продолжила путь к основному зданию.

Куда бы я отправилась на месте гея, который по необъяснимым причинам отказался от своего потрясного гардероба?

— Интересно, тут есть спорт-бар? — спросила я у дежурного консьержа.

— Нет, ведь в «Парагон» приезжают, чтобы сбежать от соревнований и конкуренции.

Видимо, он заметил мое разочарование, потому что добавил:

— На балконе третьего этажа у нас есть соковый бар, где работает небольшой телевизор. Иногда по вечерам, когда посетителей немного, официанты смотрят там спортивные передачи.

Я нашла и соковый бар, и Гэбриела, который уныло сидел за одним из тамошних столиков. Это был именно он, а не какой-то там клон. Рядом с ним восседала его Королева Шопинга — мисс Белая-и-Пушистая. Больше посетителей в баре не было, если не считать перебинтованного человека в инвалидном кресле — он через соломинку потягивал какой-то напиток.

Гэбриел пристально глядел на экран, где появлялись, сменяя друг друга, яркие таблицы с информацией о матчах. Как следует разглядев его, я пришла в ужас: мало того, что Гэбриелу обкромсали волосы и теперь его голову украшала совершенно безликая стрижка, так он еще надел рубашку-поло с эмблемой какой-то футбольной команды. На его спутнице были отвратительная ярко-розовая блузка оттенка жеваной жвачки и такая же юбка со множеством оборочек. Мелированные волосы королевы шопинга были завиты и намертво залакированы. Она жевала кусочек лимона, который до этого украшал ее напиток.