Полночь XXI века - [62]

Приземлились они на таком же частном аэродроме, совсем небольшом. В конце взлётной полосы — ангар, склад, непонятные хозяйственно-административные постройки. Из людей видно единственного часового в будке возле ангара: в тулупе он выглядел огромным, широким, а карабин на его плече казался тоненьким как соломинка. Однако попробуй-ка, сунься! Впрочем, стоило спуститься по трапу, как из-за зданий немедленно выехали две машины. Через полчаса по заснеженной трассе машины остановились возле небольшого здания дорожного мотеля, сложенного из толстенных брёвен. Сопровождающий Тимофея и Юлю слуга вытащил чемоданы с вещами и понёс внутрь, следом выбрались на улицу пассажиры.

Стоило переступить порог мотеля, как Юля замерла от удивления. Небольшая комната с конторкой, за которой стоял краснолицый усатый полный дядька в не застёгнутом армяке, и раздувал пыхтевший паром пузатый блестящий медью самовар. Тот дрожал, гудел, и густой пар его, как облако, поднимался к бревенчатому потолку. Дядька за конторкой ненадолго отвлёкся от своего занятия, дал ключи, слуга помог донести вещи до комнаты и исчез. Юля недоверчиво пощупала стены, отодвинула ситцевую занавеску, выглянула за окно, где синела в вечерних сумерках тайга.

— Я удивлена, честное слово. Мы во времени лет на сто назад случайно не провалились? Что это и откуда?

— Всё очень просто, — Тимофей обнял девушку за талию и усадил рядом с собой на запружинившую кровать. — Если у тебя есть деньги, их можно потратить на самые разные чудачества. Например, как дядя Саша. Его тесть — только про жену не вспоминай, она погибла, когда мне лет пять или шесть было, какая-то нехорошая история, про которую и он, и отец до сих пор вспоминать не любят — так вот, тесть и тёща тяжело привыкали к новым порядкам. Вот дядя Саша и выкупил для них кусок земли, наладил там жизнь… в общем так, как во времена их молодости жили. А потом, когда уже стали заниматься туризмом, идею развили. Отдых на любой самый необычный вкус… Сама завтра увидишь.

Утром их разбудил самый настоящий ямщик. Помог уложить в широкие сани багаж, взбил сено, укутал пассажиров одеялами и тулупами.

— Н-но, родимые, трогай, — дёрнул ямщик вожжами и свистнул.

Волна холодного воздуха обдала Юлю, да так, что дух захватило. Весь день дорога шла лесом, по сторонам вздымались высокие стены укрытых пушистыми снежными шапками великанов-елей. На подъёмах ямщик соскакивал с саней и шёл по снегу рядом. Но зато на крутых спусках сани мчались с такой быстротой, что девушке казалось, будто бы они вместе с лошадьми и санями проваливаются на землю прямо с неба. На очередном спуске ямщик ударил кнутом по коням, они рванули вперёд. Чуть ли не под копыта на дорогу выскочили и помчались вперёд два белых пушистых зайца. Ямщик опять взмахнул кнутом и закричал:

— Эй, эй! Задавим! — зайцы, словно поняв окрик, прыгнули в сторону и затерялись в лесу.

Они ехали почти до сумерек, охая, ахая и дивясь на дремучую тайгу. Всё также дул в лицо свежий ветер, сильный на спусках, послабее на ровных участках, и совсем пропадал, когда сани неторопливо ползли вверх на подъёме. И вроде не было вокруг ничего тревожного, разум всё равно отступал перед воспоминаниями души, доставшимися от предков — и не понять, откуда эти древние инстинкты у девушки, родившейся в космосе, а взрослевшей в искусственном мире Земли будущего… Прижавшись к Тимофею, она мчалась в санях навстречу тайге и навстречу голубой луне, которая медленно выползала из-за чёрных деревьев.

Небо стало серо-чёрным, а снег при свете луны — ярко-голубым. Глубоко в земле среди древесных корней всем мелким зверюшкам и насекомым снилась весна, но до весны было ещё очень далеко. На том самом месте, где дорога в очередной раз мягко и естественно начинала подниматься в гору, стоял, утонув в снегу, дом. Издали он напоминал причудливый снежный сугроб и выглядел очень одиноким. Сани лихо развернулись и подкатили к дому: не современному особняку, а настоящей избе-пятистенку. Вдвоём Юля и Тимофей вошли в сени, мимо лопаты, метлы, топоров и лыж, прошли в избушку: там было тепло. Вслед за ними ямщик тащил вещи.

— Прощевайте, барин, — поклонился ямщик. — Заеду как договорились, — он ещё раз поклонился и ушёл.

— Через десять дней, — пояснил Тимофей, не дожидаясь вопроса Юли. — А до этого здесь нет даже связи. Телефон твой я вчера ночью, уж извини, вынул и оставил. Дрова под навесом, вода в роднике за пригорком. Крупа в мешках, соль, спички. И всё. А теперь давай-ка пошевелимся, иначе ночью просто замёрзнем. Дом к нашему приезду немного протопили, но без печи остынет он махом.

Сначала они таскали дрова, затем Юля под смешки Тимофея разжигала русскую печь — топить девушка не умела, да и видела подобное сооружение первый раз в жизни, и поэтому дрова долго не разгорались. Но зато когда пламя запылало, стало так жарко, что толстый лёд на окне быстро растаял. Колбаса по пути до того замёрзла и затвердела, что ею можно было забивать гвозди — недолго думая, палку колбасы ошпарили кипятком и положили на горячую плиту, поставили чайник. После еды разбирать вещи уже не было сил и желания, тело переполняла сладкая истома, так что они просто разделись и забрались на тёплую печку. Здесь пахло берёзовыми вениками, горячей овчиной и сосновыми щепками. Юля прижалась к Тимофею, чувствуя, как становится жарко от того, что обнажённая кожа прижимается к коже.