Полночь XXI века - [61]

Хор старательно выводил канон за каноном, а вот патриарх Филарет читал «великое повечерие» голосом сиплым и пришепетывающим. По случаю великого праздника и, опасаясь навлечь на себя подозрения в неискренности, все его слушали со вниманием и старательно крестились. Читал Филарет долго-долго… Вдруг он сделал маленькую передышку и строго оглянулся по сторонам. Все почувствовали, что сейчас произойдёт нечто особенное и важное. В храме наступила тишина. Филарет повысил голос и раздельно, громко, с неожиданной для него прояснённостью, воскликнул:

— С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Рассыпанные слова его громогласно подхватил хор:

— С нами Бог! Разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог!

Очередной иерей в белой ризе открыл Царские врата, и в алтаре было белым-бело от серебряной парчи на престоле и жертвеннике.

— Веселитеся, праведнии,

Небеса, радуйтеся,

Взыграйте, горы, Христу рождшуся!

— гремел хор всеми лучшими в городе голосами.

Дева сидит, херувимом подобящися,

Носящи в недрех Бога Слова воплощенна;

Пастырие Рожденному дивятся,

Волсви Владыце дары приносят,

Ангели воспевающе глаголют:

Непостижиме Господи, слава Тебе!

Когда пропели канон, то закрыли Царские врата, и Филарет опять стал читать, теперь бодро и ясно, словно песня, только что отзвучавшая, придала ему сил и чувства собственного величия.

Наконец тонко-тонко зазвенел на клиросе камертон, и хор улыбающимися голосами завёл «Рождество Твое, Христе Боже наш». Служба закончилась, а Тимофей ощутил, как у него затекли ноги и как он устал… к сожалению, домой было ещё рано.

После рождественской службы гости начали растекаться по машинам и по банкетам. На официальный приём, который устраивала их корпорация, отец, воспользовавшись тем, что присутствовать всему руководству не обязательно, отправил лишь Тимофея как наследника. Стоило молодому хозяину войти в банкетный зал ресторана и сесть во главе стола, как от лампадного огня зажгли ёлку. Начались поздравления, тосты… Домой Тимофей дополз будто пьяный, хотя за весь вечер выпил всего-то пару бокалов шампанского. И снилось ему, будто патриарх запер его в сегодняшней церкви и пытает кадилом и молитвенником, выспрашивая ответы на билеты по матанализу: со следующего дня начиналась сессия.

Юля разбирала бесконечную партию бумаг, связанных с проектом, когда к ней в кабинет вошёл Тимофей, приобнял девушку за плечи и шепнул в ухо:

— Готова?

— Сводка будет готова, как и обещала, завтра к утру, — девушка ответила, не отрываясь от очередной бумаги, в которой делала пометки карандашом.

— Так я и знал, что забыла. И не собралась, конечно.

— Куда? — Юля подняла голову и уткнулась в насмешливый взгляд.

— В отпуск. И не говори, что у кого-то куча дел. Считай меня самодуром-начальником, который насильно выгнал тебя отдыхать. Я так и знал, что ты забудешь. Последний экзамен я сдал полтора часа назад, так что дальше у меня каникулы. Которые мы совмещаем с отпуском. А что? Полгода прошло, так что даже по старому советскому КЗОТу имеем право. Вещи горничная тебе собрала, всё уже в самолёте. Машина ждёт.

Не дожидаясь возражений, Тимофей вытащил девушку с рабочего места и повёл за собой. Машина стояла в гараже, одеваться не пришлось — подвели, открыли дверцу и беспардонно пихнули в салон, так что Юля растерялась. Лишь оказавшись в салоне, расстроено подумала, что к пистолету всего один запасной магазин, а если собирала вещи за неё Олеся, про боеприпасы наверняка не подумала. Тут же пришла следующая мысль, что отчёт остался недоделан, а послезавтра у неё назначена встреча. Девушка открыла рот протестовать, но автомобиль уже выехал на улицу.

Зимой Москва выглядела совсем иначе, чем летом. После ночного снегопада — белая, нарядная и как-то очень уютная. Повсюду гирлянды, ёлки и реклама, оставшиеся от празднования Рождества. Пешеходы, которых Юля видела из окна, были похожи на пухлых снеговиков, так много на них было надето тёплой одежды — морозы всю неделю стояли под сорок градусов. Автобусы грустно глядели промёрзшими стёклами и медленно тащились сквозь заносы снега, который не успела убрать техника. Впрочем, городские картины радовали глаз недолго: машина выбралась на шоссе и понеслась, насколько Юля могла понять, в сторону личного аэродрома семьи Конного.

— Так куда мы? Ты сказал самолёт? Море, тропические острова и как ещё у вас принято отдыхать?

— Интереснее, — загадочно улыбнулся Тимофей.

Стоило занять кресла, как под крылом побежала взлётная полоса, земля ушла вниз, а вокруг самолёта появились многочисленные, подернутые дымкой прозрачно-белые сплетения. Казалось, они словно растянуты во всех направлениях: горизонтальном, наклонном, перпендикулярном и даже по спирали, а солнечные лучи, по мере того как машина поднималась всё выше и выше, поочерёдно зажигали сначала одно, потом другое плетение. Но вот на небе остались одни только голубые, прозрачно-голубые и синеватые тона, а земной пейзаж возродился то в сочетаниях белого и голубого заслона облаков, то внезапно молочно-белая земля вдруг становилась бело-чёрной и бело-серой от полей, домов и дорог, бело-зелёной там, где под крылом мелькало хвойное лесное море. То попадалась заледенелая река, петляющая по низинам такими извилинами, как будто природа колебалась, какой же выбрать для неё путь. Самолёт, если Юля правильно прикинула, с какой стороны должно быть солнце в этот час, летел куда-то в северо-восточном направлении.