Полночь в музее - [8]

– Странные воры, – задумчиво процедил он, – тяжеленную мебель и картины вывезли, а доллары оставили.

– Не заметили, наверное, – пожала плечами Мурка.

– Ты что, коробка ведь на виду! При нормальном обыске ее моментально заметят!

Но девчонки не успели высказать своих соображений на сей счет. Отчетливый шорох, доносившийся со стороны ванной, заставил их замереть на месте. Из ванной ясно слышались возня, приглушенное бормотание. Ребята с ужасом переглянулись. Бандиты возвратились! Кто еще, кроме них, мог находиться в опечатанной квартире! Вадька прижал палец к губам и жестами показал на выход. Вся троица на цыпочках выбралась в коридор. Но уйти они не успели. Зашумела вода, и дверь ванной стала медленно-медленно приоткрываться. Вадька метнулся обратно в комнату, лихорадочно огляделся в поисках укрытия и повелительно ткнул пальцем в бархатные портьеры на окнах. Девчонки кинулись за одну, сам Вадька укрылся за другой, и тут же паркет заскрипел под тяжелыми мужским шагами.

– Кто здесь? – спросил грубый голос. – Выходи, а то стрелять буду!

Вадька сжался, мечтая стать очень маленьким, а еще лучше – невидимым. Шаги протопали ближе, Вадька услышал свистящее дыхание бандита. Тот явно прислушивался. Мальчишка замер, стараясь не шевелиться. Несколько бесконечных секунд пролетели в молчании, как вдруг вороненый ствол пистолета отодвинул край портьеры. Вадька судорожно зажмурился, не желая видеть собственный конец, но любопытное веко словно само поползло вверх, и Вадька глянул в лицо убийце. Глянул и дико взвизгнул. Перед ним стоял старший лейтенант Пилипенко собственной персоной.

И тут же лейтенант нырнул головой вперед и рухнул на пол, роняя табельное оружие. За его спиной обнаружилась застывшая в оборонительной стойке Мурка. Узнав лейтенанта, она смутилась, опустила руки:

– Ох, извините, пожалуйста, я не хотела… Простите, пожалуйста, я вас не узнала, я думала на Вадьку бандит напал. Ты чего орал-то? – напустилась она на парня.

– От облегчения, уж больно я струхнул, – признался Вадька.

– Не узнали, значит, – пропыхтел лейтенант, грузно ворочаясь на полу. Оттолкнув протянутые ему руки, он поднялся, подобрал пистолет. – Не узнали! Зато я узнал все, что хотел! А ну, руки вверх!

– Дядя, вы чего, обалдели? – ошарашенно спросил Вадька.

– Не разговаривать! Думали, если малолетки, если папаша крутой, так никто ни о чем не догадается. Не на таковского напали! Лейтенант Пилипенко все видит! Я знал, что вы замешаны! Сперва мебель у старушки вывезли, теперь за деньгами вернулись! Я знал! Я ждал, я в засаде сидел, и вот дождался!

– Мне почему-то показалось, что вы сидели не в засаде, а в туалете, но если это теперь так называется… – протянула Кисонька.

– Молчать! На нарах похихикаете! Руки вверх и на выход! – И, подталкивая ребят пистолетом в спины, торжествующий лейтенант повел их в отделение.

Нынешний вечер был почти точной копией предыдущего. Ребята находились в том же, что и вчера, кабинете, и так же в углу приткнулся поигрывающий мобильником папа девчонок, а Вадькина мама так крепко обнимала его за плечи, что он даже стеснялся. Был здесь и старлей Пилипенко, но он не сидел за своим столом, а стоял навытяжку посреди потертого красного ковра, и уши его пылали огнем. За столом же возвышался симпатичный молодой майор с очень усталым лицом. Майор говорил, и речь его была исполнена выразительности настолько, что деликатные Кисонька и Надежда Петровна порой испуганно ахали, а Вадька с Муркой восторженно слушали, раскрыв рты. Они и не предполагали, что такие словосочетания возможны! Наконец выдохнувшись, майор безнадежно махнул рукой:

– Идите, Пилипенко, и не попадайтесь мне на глаза.

Старлей молча развернулся и вышел строевым шагом. Майор крепко потер ладонями лицо и начал шарить по карманам. Сергей Николаевич подсунул ему свои сигареты. Мужчины закурили.

– Где ты его взял… такого? – спросил папа девчонок.

– А, не спрашивай, – досадливо поморщился майор. – Его в течение нескольких лет пытались из ГАИ выпереть за непроходимую тупость, но он каждый раз писал письма начальству, что его притесняют за честность и принципиальность. Тогда придумали хитрый ход: отправили его учиться на юридический факультет. Пять лет вся милиция отдыхала от Пилипенко, но в этом году он неким чудом закончил университет и его, уж не знаю за какие мои прегрешения, направили в мой отдел.

– Как ему диплом-то дали?

– Наверное, их он тоже достал, не знали, как избавиться. Но теперь-то он не отвертится. Провести детишек через весь город под дулом пистолета, такое на честность и принципиальность не спишешь! Лететь ему из милиции ласточкой! Так что твоим ребятам с меня причитается.

– Брось! – Сергей Николаевич отмахнулся. Вадька подумал, что папе девчонок не следовало бы решать за всех. Лично он, Вадька, знал десяток интереснейших способов, которыми майор мог выразить ему свою благодарность. – Ты лучше скажи, зачем ты на дело Грезы Павловны этого олуха поставил?

– А кто еще станет подобной ерундой заниматься?

– Как вы можете так говорить! – возмущенно вмешалась Кисонька. – У Грезы Павловны бесценная коллекция, национальное достояние, ее совершенно необходимо найти!