Полководцы гражданской войны - [84]

Сегодняшняя беседа пошла по иному руслу. Бой за Чернигов — первое большое сражение бригады — показался многим командирам из молодежи чуть ли не мировым событием. Они упивались победой, о ней только и говорили. Молодость ревнива к славе, и поэтому некоторые юноши считали, что вмешательство черниговских рабочих в какой-то мере умаляет их храбрость, их славу.

Выступил Щорс. Он сказал, что молодости свойственно увлекаться, но в увлечении некоторых молодых товарищей, подчеркнул он, таится большая опасность. Эти товарищи не понимают, сказал он, что народ — источник нашей силы, корень, который нас питает. История — это рассказ о поступках народа; он, народ, творит эту историю, а отдельные личности, большие или малые, лишь выполняют его волю. Геройство отдельного человека — только вспышка, она ослепляет, но не согревает, геройство масс — это священный огонь, который поддерживает жизнь. Трудящиеся Чернигова проявили массовое геройство во имя той великой цели, которая и нас привела сюда. Этому надо радоваться, ибо в массовом геройстве людей труда — залог скорой победы…

Да, по иному руслу шло обсуждение Черниговской операции — по более широкому, и детали только что завершенного боя слились в сознании участников с той огромной и благородной задачей, которую поставил перед собой трудовой народ.

Таращанский полк задержался под Нежином, но Щорс решил, не дожидаясь его, двигаться к Киеву. Боеприпасы были на исходе, мела пурга, но Щорс знал, что его бойцы готовы преодолеть любые препятствия, что их воля к победе возрастает с каждым днем.

И вот он, Киев, до него рукой подать. На ночном небе точно синей тушью прорисованы корпуса церквей.

Щорс выехал из Бровар; скрипят полозья саней. В деревнях, мимо которых едет Николай Александрович, идет предбоевая страда. Бойцы сгружают боеприпасы, чистят оружие; спешат верховые ординарцы; связисты тянут провод; в окнах видно, как на перевязочных пунктах девушки гипсуют бинты.

Все распоряжения уже отданы: артиллерия останется в Броварах, два батальона богунцев пойдут в лоб из центра; на крыльях таращанцы и новоградсеверцы; конный полк, приданный бригаде, в резерве.

В санях тепло, уютно, на душе покойно. На рассвете бой, решительный, и все произойдет именно так, как Николай Александрович предполагал.

Меркнет небо, гаснут звезды, наступил белесый зимний рассвет.

Начали бой петлюровцы. Щорс стоит на бронепоезде, смотрит в бинокль. Идут петлюровские полки. Правым флангом они охватывают деревню Княжичи, левым — упираются в Десну. Там правый фланг богунцев; они встретили врага дружным огнем. Начали постреливать и на левом фланге.

Второй и третий батальоны богунцев рвутся в бой; командиры шлют к Щорсу ординарцев: «Начинать?» Но Щорс молчит. Минуту, две. Он заметил, что перед Княжичами вышла какая-то заминка. Сечевики подошли к ней почти вплотную и вдруг остановились, отступили. Отступают петлюровцы и с левого фланга, и все они перемещаются к центру.

В любом бою возникают мелочи, детали, которые в зависимости от быстрой реакции на них полководца могут в корне изменить результат всей операции. В общей обстановке не произошло ничего такого, что бы бросилось в глаза, но настоящий полководец именно тем отличается от рядового командира, что он особым чутьем умеет угадать приближение бури по легкому трепету листьев на кусте. На поле боя не произошло ничего такого, что ставило бы под сомнение добротность выработанного плана операции, но в мгновенном полководческом озарении Щорс уловил победу не там, где он сам и командиры его штаба ее искали.

Он сказал громко:

— Второму и третьему батальону отступить к лесу, — и рукой указал на лесок по дороге на Чернигов. — Отступить немедленно! — повторил он решительным тоном, видя недоумение в глазах своих штабных.

И было чему удивляться: фланги — крепкие, центр — непробойный, а комбриг приказывает оголить центр, приказывает отступить тем, которые привыкли только наступать. Зачем? Почему?

Приказ выполнили. Батальоны богунцев отступили к лесу.

Щорс помчался верхом в сторону Погребов, к конному полку. Не сходя с коня, выехал на пригорок и наблюдал в бинокль, как сечевики, стягиваясь с флангов, всей своей массой набрасываются на центр. Их артиллерия, бьющая откуда-то справа, расчищает перед ними путь ураганным огнем. «Центр» молчит, ибо там, где по расчетам петлюровского командования должны находиться батальоны богунцев, никого уже не было. И молчание неприятеля воодушевляло сечевиков: они двигались сплошной массой, плечом к плечу, растекаясь по долине, прочесывая перелески и заросли.

Когда со стороны Киева прекратился подход новых петлюровских полков, Щорс взмахнул нагайкой:

— Замкнуть кольцо! Фланги в бой!

Сам помчался во главе конного полка, чтобы отрезать попавшим в ловушку сечевикам путь к Днепру.

Двинулись богунцы, таращанцы, новоградсеверцы. Они громили, уничтожали петлюровские роты, полки. Боженко, вздымая снежное облако, несся по полю впереди своей Таращи.

Когда все неприятельские части были втянуты в бой, Щорс во главе конного полка помчался в обход к Киеву.

Еще в разгаре боя вышел из подполья Киевский большевистский комитет. Он связался с заводами, и рабочая делегация выехала навстречу Щорсу.