Полкило смеха - [7]
— Хватай её, хватай! — кричала она басом.
Почти до рассвета они скакали и ползали по комнате, тяжело дыша, ёжась от струящегося холода, пока, наконец, последний лягушонок не был извлечён из-под телевизорного столика и вышвырнут в ночную темноту.
Утром тётя Феня постучала в Пекину комнату. Он собирался на рыбалку и укладывал в фанерный ящик хлеб и жерлицы. У тёти Фени были красные веки, а тряпочки, которыми она перевязывала волосы для кудрей, растрепались и свисали у лба и щёк.
— У нас под домом болото, — сказала она Пеки-ной матери. — Я серьёзно говорю. Мы всю ночь лягушек выбрасывали. Настоящее нашествие было.
Пека похолодел и бросился на кухню. В банке плавал один-единственный белобрюхий лягушонок.
Тётя Феня увидела Пеку с банкой, попыталась что-то сказать, но не смогла, только открывала и закрывала рот, словно задыхалась…
…В дневнике у Пеки стоит тройка по дисциплине — тётя Феня в школу жаловалась. Она теперь не здоровается с Пекиной матерью, а ему больше не говорит «кррраса-а-авец!». Зато Сим Симыч, встретив Пеку на кухне, обязательно спрашивает:
— Девяносто три, говоришь?
И начинает хохотать.
А замёрзших лягушек собрали мальчишки из соседнего дома. Они держат их в банках между оконными рамами и ходят с ними на реку ловить щук и судаков.
Перо из петушиного хвоста
Владик сидел на заборе и плевал на рыжего петуха. Петух прохаживался внизу и косил на него, злым оранжевым глазом из-под нависшего гребня. У него был выдерган хвост. Только одно длинное перо задорно торчало вбок.
Владик швырнул в него ботинком и обрадовался, когда на крыльцо вышла мамка.
— Иди ко мне на забор, — позвал он.
— Может быть, ещё и футбол пригласишь меня пинать? — грозно спросила она. — А ну-ка, в школу шагом марш!
Владик покорно спрыгнул на землю.
Рыжий петух брёл за ним по пятам, словно готовился боднуть. Если он чуть сильней вытянет шею, наверное, ткнётся носом в землю. Владик поднял кирпич — и петух важно зашагал в сторону.
— Я знаю, почему он такой клевачий, — сказал Владик. — Потому что заколдованный.
— Сам ты заколдованный, — вздохнула мамка.
Владик тоже вздохнул и пожалел себя. Почему-то всё у него получается не так.
Вчера Генка с соседней улицы порезал палец и хвастался этим. Владик прибежал домой к мамке — она чистила на кухне картошку — и тоже попросил порезать ему палец. И с готовностью протянул руку. Мамка назвала его невозможным ребёнком и прогнала.
Он нашёл синее стекло. Зажмурился и чиркнул по мизинцу.
Мамка отлупила его и поставила в угол.
Генке хорошо, он возможный. А Владик невозможный. А почему — он сам не знает. Такой уж есть. Пятый день он первоклассник, и пятый день учительница сердится на него больше всех.
В школу он чуть не опоздал.
Было рисование. Он разложил краски и нарисовал всадника с шашкой. Закрасил его зелёным цветом. Потом шапку — синим. Синяя краска растеклась по лицу и плечам всадника.
Анна Ивановна покачала своими кудрями.
— Испортил.
— Нет. Это он сам шапку выкрасил и мокрую надел. Когда шапка высохнет — он умоется.
Учительница рассмеялась. И ребята тоже.
А на другом уроке она спросила, кто может рассказать стихотворение. Владик думал о рыжем петухе. Надо ночью залезть в курятник и произнести заклинание:
Петух завизжит и рассыплется в опилки.
Владик не заметил, как поднял руку.
— Ты расскажешь, Владик? — спросила Анна Ивановна.
— Нет, я в уборную хочу.
В классе засмеялись. Анна Ивановна почему-то покраснела.
Владик подумал, что смеются из-за нерассказанного стихотворения, и выпалил:
Это была детская считалка.
Анна Ивановна сказала, что стихотворение глупое, и ещё больше покраснела.
В уборную расхотелось. Руки он больше не поднимал. Разве поймёшь этих взрослых? Расколдовать бы петуха — и сразу всё будет как надо.
Из школы он шёл один, пробираясь вдоль забора, высматривая бесхвостого врага. Его не было. Владик помчался к своей калитке и вдруг подпрыгнул — петух выскочил из подворотни и вцепился ему в штанину. Владик нырнул в открытое окно, и оттуда полетели книжки, чернильница и утюг. Петух победоносно прокукарекал и зашагал в сторону.
— Негодный мальчишка, — всплеснула руками мамка.
Утюг пробил учебник по арифметике, и растрёпанные листы валялись в пыли.
Она больно шлёпнула Владика по макушке и сказала, чтобы он не смел выходить на улицу.
Владик погрозил петуху кулаком. Из-за этого вражины жить становится невозможно.
Он решил свести с ним все счёты.
Разыскал в чулане новогоднюю носатую маску и приделал к ней мочальную бороду, чтобы стать неузнаваемым. Когда стемнело, притворился, что спит. Боялся, что мамка услышит, как колотится у него сердце. И старался не думать о тёмном соседском курятнике.
Больше всего на свете он боялся темноты.
Однажды у мамки были гости. Лохматый дядя Володя читал стихи:
Голос у дяди Володи был испуганный и тихий.
В саду пряталась тишина, из тёмных акаций смотрели чьи-то глаза.
