Полка. О главных книгах русской литературы - [375]

Имам Шамиль. Фотография Андрея Деньера. 1859 год[1493]

Жестокость, тщеславие, похоть — Толстой одним из первых в русской литературе показал, что российский император и предводитель горцев были, оказывается, во многом похожи. Оба беспощадны по отношению к тем, кого считают своими врагами: Николай приговаривает польского студента к 12 000 ударов шпицрутенами (хотя «достаточно было пяти тысяч ударов, чтобы убить самого сильного человека»); Шамиль грозится отдать на поругание жену Хаджи-Мурата Софиат и ослепить их сына Юсуфа. Оба наслаждаются грозным впечатлением, которое производят на людей: Николаю приятен ужас офицера, занявшего его ложу; вернувшийся из похода Шамиль упивается обращёнными на него взглядами тысяч глаз. Оба имеют внебрачные связи (существенная для позднего Толстого деталь): помимо постоянной любовницы Нелидовой, Николай регулярно видится с молодыми девушками; многожёнство Шамиля освящено кавказской традицией, но автор осуждает его влечение к восемнадцатилетней Аминет, видя в этом лишь хищное утоление полового инстинкта.

Другими словами, в образной системе «Хаджи-Мурата» формальные антагонисты Николай и Шамиль — это, по словам Толстого, «два полюса властного абсолютизма — азиатского и европейского», персонажи-двойники, противопоставленные не друг другу, но заглавному герою — носителю традиционных семейных идеалов, который готов пожертвовать собой ради спасения близких.

Что Толстой думает о свободе? Есть ли среди героев повести свободные люди?

Свобода — основа толстовского мировоззрения, исходная точка в его размышлениях о человеке и мире. Писатель был в этом отношении радикальнее большинства своих современников: он считал, что настоящее освобождение не может ограничиваться, например, отменой крепостного права или женской эмансипацией — личность должна сопротивляться давлению прошлого и бороться со страхом перед будущим. В дневниках 1910 года встречаются и более экстравагантные суждения — Толстой приветствовал даже подступающую деменцию, видя в ней освобождение от диктата прошлого: «Жизнь вся сосредотачивается в настоящем. Как хорошо!»

В этом — радикальном — смысле среди героев «Хаджи-Мурата» нет свободных людей. Правители Николай I и Шамиль скованы своим положением: люди, облечённые властью, первыми становятся её жертвами. Не в меру азартен обаятельный в целом офицер Бутлер. Военно-бюрократическая иерархия моделирует правила поведения и для тех, кто располагается на её вершине (вроде Воронцова), и для тех, кто находится у подножия (например, убитый солдат Авдеев). Живёт в несчастливом браке Марья Дмитриевна — жена пьяницы Ивана Матвеевича.

Хаджи-Мурат — более сложный случай. С одной стороны, им движет идея возмездия, насильственного восстановления справедливости в отношении своей захваченной в плен семьи — выходит, он держится за прошлое и, следовательно, несвободен. С другой стороны, Хаджи-Мурат производит впечатление самодостаточного и лёгкого на подъём человека, который не планирует ничего наперёд. Уехав из русской крепости, он не знает, что будет делать, если сможет вызволить родных: «Выведет ли он семью назад к русским, или бежит с нею в Хунзах и будет бороться с Шамилем, — Хаджи-Мурат не решал. Он знал только то, что сейчас надо было бежать от русских в горы». В этом много безрассудства, но подобные импульсивные — а значит, более «естественные», органичные — решения нередко находили у Толстого если не сочувствие, то понимание. По одной из версий, сам писатель умер со словами: «Надо удирать, надо удирать куда-нибудь», — можно сказать, манифестируя принцип, которым руководствуется Хаджи-Мурат.

В каких случаях Толстой оправдывает насилие?

Непротивление злу насилием — одна из ключевых категорий толстовского учения, изложенного в книгах «В чём моя вера?» (1884) и «Царство Божие внутри нас» (1890–1893). Толстой отрицал необходимость армии и — апеллируя к евангельской заповеди «Не суди» — ставил под сомнение право человека распоряжаться судьбой ближнего; другими словами, протестовал против любых форм принуждения, включая даже воспитание детей.

В первую и главную очередь воин, Хаджи-Мурат, очевидно, очень далёк от описанного в толстовских трактатах идеала: на его счету немало погубленных жизней. Однако Толстой, который до этого ярко описывал своеволие Николая I, Шамиля и Полторацкого, обрекавших невинных людей на смерть, как будто ретуширует невыгодную сторону личности Хаджи-Мурата — отказываясь мириться с проявлениями жестокости у других исторических персонажей, он явно делает исключение для своего любимого героя. Нет ли здесь противоречия?

Хаджи-Мурат входит в повесть с мыслями о том, как сокрушит Шамиля и будет управлять всей Чечнёй. Позже он спокойно рассказывает Лорис-Меликову, как в молодости принял хазават[1494], как мстил своим обидчикам среди горцев, как долго и успешно нападал на русских. В финале он убивает немало солдат, не слишком задумываясь о том, что отобрал чужие жизни.

Отчасти это можно списать на культурно-религиозные особенности и политическую ситуацию в регионе: с точки зрения Хаджи-Мурата, он просто защищает свой дом известными ему средствами. И несмотря на то что этическая программа Толстого формально не предусматривает никаких оправданий насилию, писатель, по-видимому, воспринимает Хаджи-Мурата как партизана, кого-то сродни Денису Давыдову из