Полк прорыва - [52]

Девчонки осмотрелись, потом стали раздеваться. Все сбросили с себя. Разбивая коленками воду, побежали по заливчику, брызгались и визжали. Наконец угомонились, выходят на берег. Русалочки!

Одна из них, Люда, заложила руки за голову и подставила лицо солнцу.

— Какая же у нее тонкая талия! — произнес Степан. — И какая грудь!

— Да ну тебя! — смутился Шорников. И толкнул локтем Степана: — Пошли!

— Лежи…

Выходило, что они воровски увидели обнаженную красоту девчонки, и после этого Шорников стал избегать встречи с Людой. Ему казалось, что они не просто коснулись глазами ее тела, а испачкала грязью. Большей подлости придумать невозможно.

Степан же, наоборот, стал «подсыпаться» к Люде. Он был на несколько лет старше Шорникова и считал себя почти взрослым.

— Вот увидишь, она будет моей.

— А может быть, ты ей не понравишься, такой рыжий?

— Понравлюсь. Чем рыжей, тем дорожей! К тому же девушкам нравятся не красавчики, а настоящие мужчины.

Степан Чеботарев, конечно, чувствовал себя настоящим мужчиной — он занимался в осоавиахимовских кружках, умел стрелять из винтовки, на груди у него красовалось несколько значков.

Прошел еще год, никаких изменений в их жизни не произошло, и о Людмиле они позабыли. Но с новой весной словно опять какими-то ветрами тронуло сердца. Девчонки стали уединяться с мальчишками, целовались, писали страстные письма. Преподаватели смеялись: мол, как раз подошло время делать выпуск и распределение.

Однажды Людмила сама попросила Шорникова сводить ее в парк и покатать на лодке. Он проговорился Степану. И Степан увязался вместе с ними, не покидал до тех пор, пока не разошлись.

Степан покупал ей конфеты — она не брала; приглашал в кино — говорила, что занята; подстерегал на дорожках парка — обходила стороной.

Не простившись с Шорниковым, Степан неожиданно куда-то уехал. Написал отцу: учится в военном училище на командира.

После окончания техникума Людмила и Шорников по распределению должны были поехать вместе в один район. Но началась война, Шорникова призвали в армию. Провожая его, она плакала и клялась, что будет ждать, что бы ни случилось. И верить ему…

После войны Шорников начал разыскивать Людмилу. Оказалось, что она вернулась из эвакуации с Урала и поступила работать в тот же техникум, где они учились. А в это время Степан Чеботарев прибыл на побывку…

Говорили, был он капитаном, вся грудь в орденах.

Шорников старается представить себе Степана в военной форме, «большого начальника», но видит его только в косоворотке, высокого и угловатого, не рыжего и не блондина. Ботинки он носил сорок шестого размера — вот помучил, наверное, старшин!

Никак не мог представить себе Людмилу женой Чеботарева. Она вспоминалась ему все той же девочкой-подростком. Белая кофточка в мелкий черный горошек. Рукава коротенькие, комары наваливались роем. Но на свидание она почему-то приходила только в ней. Появится, бывало, у мостика, где над самой водой склонялась ракита: «Ты давно ждешь меня?» Поцелует — снимет все обиды. Он водил ее по лесным дорогам и по полям, среди высокой ржи; подолгу сидели, обнявшись, на холмах и строили всевозможные планы на будущее.

Обвинять ее теперь во всем было бы просто несправедливо. Видимо, и он сам не смог сделать все для того, чтобы они были вместе. В порыве возбуждения произнесенные клятвы тоже нельзя принимать всерьез. Было что-то похожее на детство и кончилось. Так же, как и дружба со Степаном.

«Так зачем же я еду? Или только потому, что мать и никто из земляков не поймут, почему не поехал? Издавна в чужих местах земляки были как родственники».

Еще из электрички он заметил красные железные ворота военного городка. К ним и направился по бетонке.

Пригревало солнце, от синих лужаек на обочине дороги поднимался парок. Пели жаворонки.

Дежурный по контрольно-пропускному пункту подтвердил, что в части есть такой офицер — подполковник Чеботарев, и показал дом, где он живет.

— Квартиру не знаю, там спросите.

Шорников зашел в первый же подъезд. По лестнице спускалась женщина с тазом в руках, несла развешивать белье. Руки розовые, волосы прикрыты косынкой. Он стал всматриваться в ее лицо, женщина смутилась. Поспешил пояснить:

— Я ищу Чеботаревых…

— Нет, я не Чеботарева. А если вам нужен Степан, то вы только что прошли мимо него. Вон он, с машиной в гараже возится.

Из-под капота «Москвича» видна была только фуражка с черным околышем.

— Здравия желаю, товарищ подполковник.

— Здравствуйте.

— Хорошо ходит?

— Не обижаюсь. — Подполковник выпрямился, смотрит на него и улыбается. Весь как есть чеботаревской породы: рыжеватый и с веснушками, худой и широкоплечий, длинноногий. Мнет в руках ветошь. Хотел подать руку, но сообразил, что она в мазуте. — Вот бы не подумал! — И стал закрывать ворота. — Пошли в дом.

Он завел его в квартиру на втором этаже, поставил на плиту чайник, начал выгружать из холодильника свертки и банки.

— Сейчас мы что-нибудь сообразим.

В квартире слишком свободно и солнечно. Дверь на балкон распахнута, ветер шевелит занавеску. На улице дворники жгут костры, пахнет кислым дымом.

— Как живете? — спросил Шорников.

— Не обижаемся, — ответил Чеботарев. У него холодноватые с лукавинкой глаза, нос стал еще крупнее, появились залысины у висков — видимо, от фуражки. И скулы чеботаревские — не ошибешься.