Полк продолжает путь - [13]

— Ты думаешь, сразу после совещания начнется операция? — спросил Абатуров.

— Зачем же нас тогда  с а м  вызывает?

— И я так думаю, — сказал Абатуров. — Ты знаешь, Саша, я не люблю вылезаек, но сегодня буду просить, чтобы я… чтобы мой батальон…

Крутояров сильно затянулся дымом. Огонек в трубке осветил его лицо, удивленно поднятые брови.

— Неужели не понимаешь? — спросил Абатуров.

Крутояров с минуту помолчал.

— Ну и дурак же я, — сказал он и выколотил трубку о стену избы. — Ведь мы же под Грачами находимся! У меня, Леша, название из головы выскочило. Да, ты прав, это твое. И я тоже буду просить за тебя командира полка, — прибавил он веско.

— Спасибо, Саша, — сказал Абатуров. — У меня в последние дни на душе как-то необыкновенно. Знаешь, когда в наступлении, всегда веселее, а в это наступление по-особому… — Абатуров запнулся и посмотрел на Крутоярова, как будто именно тот должен был найти верные слова для объяснения такого настроения.

Но Крутояров молчал.

— Вот послушай, — продолжал Абатуров, — сегодня днем я заснул. И мне приснилась Наташа, такая, как… ну, такая, как… Помнишь… Ты первый раз к нам пришел, и она тебе понравилась, а я так гордился ею. Вот такая она мне и снилась, — сочинял свой сон Абатуров. — Когда проснулся, пять минут, десять — не знаю сколько — как-то радостно было.

— Ты все надеешься, — сказал Крутояров.

— Это что — плохо?

— Не знаю там, плохо или нет, но только я тебе на этой дорожке не попутчик. Я знаю, что Тоню убили немцы и Надюшку убили немцы. — Он говорил о жене и о дочери. — Мое дело воевать, а не радоваться! — крикнул Крутояров. — Убивать фашистов! И мне не снятся блаженные сны.

Абатурову уже было ясно, что друг не понял его. Но вместо того, чтобы оборвать этот разговор, ему хотелось спорить, доказывая свое.

— Какая там радость! — быстро и горячо продолжал Крутояров. — Только злоба здесь. — Он ткнул себя в грудь.

Их глаза привыкли к темноте, и они различали друг друга. Абатуров видел, что Крутояров стал поспешно набивать трубку.

— Да, злоба, — сказал Абатуров медленно, словно прислушиваясь к своим словам. — Да, так. Ну, а ты думал о том, какая будет радость, когда на нашей земле ни одного фашиста не останется? — спросил он Крутоярова и, не дождавшись ответа, сказал: — Я тоже думал. И все равно у меня останется злоба к фашистам. И после войны останется. А радость будет полная, совершенная… Радость не исчезла. Она во мне самом. («Вот он, мой сон», — подумал Абатуров.)

Набив трубку, Крутояров снова закурил.

— Я, наверно, умру после войны, — сказал он и встал. Абатуров тоже встал.

Через несколько минут в черной бане, где остановился командир полка, началось совещание.

Начальник штаба прочел приказ командира дивизии, в котором ставилась новая задача: полку, в составе двух батальонов, продолжать преследование отступающего на запад противника (задача, общая для всей дивизии), первому батальону (командир Абатуров) овладеть населенным пунктом Грачи.

С первых же слов приказа Абатуров почувствовал удивительное спокойствие. Он слушал приказ так, словно и раньше знал его и теперь заинтересован только тем, сколько у него будет тяжелой и противотанковой артиллерии, и тем, что батальону придаются танки и «катюши».

Командир полка приказал немедленно приступить к смене боевых порядков. Абатуров встал вместе со всеми и, хотя чувствовал, что все взгляды обращены на него, не смог изменить выражения своего лица, казавшегося сейчас холодным и даже надменным. Командир полка подозвал его:

— Ну что, доволен?

— Будет исполнено, товарищ полковник! — сказал Абатуров.

Командир полка засмеялся: Абатуров ответил невпопад.

Абатуров зашел в штабную избу, крикнул Бухарцева. Здесь все уже пришло в движение. Писаря сворачивали карты; машинистка, уложив в ящик свою машинку, стояла у окна, ожидая сигнала грузить вещи; два бойца сматывали связь.

— Поздравляю, поздравляю! — крикнул на ходу Абатурову оперативный дежурный.

На мгновение Абатурову стало грустно, как всегда бывает перед переменой жизни.

Бухарцев был уже вполне в курсе дела.

— Где ж теперь КП будет? — спросил он.

— На прежнем месте, — ответил Абатуров и прибавил: — Туда и Верестов прибудет, и танкисты.

— Майор Верестов? — осведомился Бухарцев, делая ударение на слове майор.

— Ну да, командовать артиллерией.

— В подчинение к нам? — В голосе Бухарцева чувствовалась едва сдерживаемая гордость. — А танки какие?

— КВ.

— Годится, — одобрительно заметил Бухарцев.

К ним подошел Крутояров.

— Вот и сбылась твоя мечта, — сказал он, как показалось Абатурову, сухо.

— Послушай, — сказал Абатуров, — наш разговор… — Он чувствовал, что говорит, словно извиняясь, и стыдился этого.

Крутояров прервал его.

— Нет, ты, наверное, прав, — сказал он. — Для себя. Ну… ни пуха ни пера! Желаю тебе… найти Наташу в Грачах.

Той же дорогой Абатуров и Бухарцев возвращались в батальон. Лунный свет словно прибрал растрепанную оттепелью дорогу. Воздух еще оставался прелым, но незимняя знобящая сырость исчезла. Небо стало спокойным и звездным. Оттуда, из этой великолепной черно-золотой глубины веяло желанным холодом.

II

Армия наступала. Огромные массы людей находились в непрерывном движении на запад. И лишь батальон, которым командовал Абатуров, вот уже четыре дня в этом движении не участвовал.