Политология - [70]

Подведем итоги. Главные опасности и издержки в политике со стороны власти вытекают из нарушения принципа отцовской любви. В данном случае она означает не столько соответствующие эмоции как таковые, сколько отношение к обществу как к единой семье, где каждый имеет право на заботу и защищенность. Издержки этого принципа известны: «отцовская опека» там, где она может казаться весьма тягостной и неуместной, всеобщее торможение личной инициативы – в особенности у тех, кто разделяет участь опекаемых сыновей, а не опекающих отцов.

Теперь обратимся к деформациям, связанным с нарушением принципа «сыновьей почтительности». Сыновья почтительность означает особое отношение к историческим срокам: умение подождать своего часа, терпение. Сын не может конкурировать с отцом и оспаривать его прерогативы – он должен ждать, когда настанет его срок выступать в такой же роли. Если массовая психология западных демократий в основном выражается в историческом нетерпении – в желании поменять свою жизнь, удовлетворить свои требования немедленно, то массовая психология восточного социума воплощается в исторической терпеливости. Терпение выступает не только в качестве морального принципа, но и в качестве исторического. Ссылка на древность, на обычай является на Востоке важнейшим методом легитимации тех или иных институтов и актов власти. На Западе предпочтение, как правило, отдается современному поколению – что понятно в контексте теории прогресса, предполагающей, что наше поколение стоит на плечах предшественников и потому видит и знает больше их. Прогресс стал источником процедур новой политической селекции: на отсталых и передовых, на силы прогресса и силы реакции, на тех, кто принадлежит будущему, и тех, кто принадлежит прошлому. Это неравенство перед лицом истории, перед лицом будущего может оказаться чреватым куда более серьезными последствиями, чем обыкновенное социальное и имущественное неравенство. Дело в том, что люди, оцененные как «представители прошлого», ставятся под сомнение целиком: как существа, само присутствие которых тормозит наступление очередного «светлого будущего».

Восток не знает такого деления: все граждане страны, все представители данной национальной культуры или цивилизации оказываются наследниками и носителями великой традиции. Аналитики в связи с этим поражаются объему культурно-исторической памяти обыкновенного китайского крестьянина или ремесленника. Историю своей страны они знают превосходно. Ведущим в их поведении оказывается не мимесис – подражание «передовым группам» или передовым обществам, а анамнесис – припоминание собственного прошлого. Подражательство чужим принципам считается на Востоке мало достойным делом в отличие от живой памяти и следования собственным принципам. При этом подражание раскалывает народ на автохтонов традиции («почвенников») и адептов прогресса (модернизаторов).

Напротив, следование традиции сплачивает народ в единую органическую общность. Восточный принцип «у-вэй» в целом оказывается более эффективным для сохранения национальной идентичности (без которой народ раскалывается и рассыпается, лишаясь цементирующего влияния великого культурного завета), чем модернизационно-технологические принципы западной политической жизни. Следование традиции и анамнесис как процедура ее повседневной поддержки не означает мертвой окаменелости общества. Напротив, в обществе Востока, в частности в современном Китае, особое значение придается реинтерпретации древних текстов, в первую очередь, конфуцианских. Реинтерпретация означает, что данный народ приспосабливается к современности и отвечает на ее вызовы не путем самоотказа и подражания чужим образцам, а на основе выявления скрытых альтернатив собственной культуры, развертывания ее потенциала в пространстве и во времени.

Нарушение «сыновьей почтительности» к собственной традиции чревато не только потерей национального достоинства, подменяемого рабской подражательностью чужим образцам, но и риском политической нестабильности. На Западе принято противопоставлять собственное линейное – устремленное вперед – политическое время восточному циклическому времени, постоянно возвращающемуся назад, чреватому драматическим реваншем прошлого над будущим. Иными словами, стабильность там связывается с прогрессом, нестабильность – с реставрациями. Но на Востоке преобладают иные оценки. Источником нестабильности признаётся историческое нетерпение и культурная неосмотрительность – иными словами, нарушение принципа «сыновьей почтительности» по отношению к прошлому. Когда младшие – по возрасту и статусу – не желают ждать своего часа, они расстраивают социально-историческую гармонию и создают опасность смуты.

Задумаемся, что именно проявляется и проясняется в опыте смуты?

В ней проясняется тщета нигилистических новаций – наказание за то «политическое озорство» и гордыню, которые проявили нетерпеливые сыновья, замыслившие подхлестнуть историю и исправить традицию. В опыте смуты компрометируется та новизна, которая появилась и в разрыве с традицией и с долгом «сыновьей почтительности» в отношении тех социально-политических институтов и установлений, в которых воплотился длительный опыт предшественников. Применяя термины