Политическая теория феминизма. Введение - [110]

«женщины больше не сидят в заточении у домашнего очага, но находятся в обществе, в котором подвержены эксплуатации на каждом шагу» (Walby, 1990, р. 201).

Даже в наиболее развитых странах остается прежний порядок, где высокие должности во властных структурах заняты в подавляющем большинстве мужчинами. Женщины как социальная группа продолжают отрабатывать больше часов, чем мужчины (особенно в доме), и получать значительно меньшее материальное вознаграждение, тогда как страх сексуального насилия ограничивает их свободу, и им не дано права распоряжаться собственной репродуктивной функцией.

При таком положении вещей рассуждения прессы о «периоде постфеминизма» абсолютный нонсенс. Феминизм может показаться сегодня менее популярным, чем несколько лет назад, но его идеи вошли в сознание слишком многих людей, чтобы не обращать на него внимание. Возможно, за исключением Соединенных Штатов, феминистская политическая теория все еще не завоевала свое место в первых рядах академических или политических дискуссий. Тем не менее она продолжает развиваться, прежде всего в направлении осознания феминистских проблем, а знание о том, что эти проблемы неверно интерпретировались, подвергались манипуляциям и маргинализировались в прошлом, является жизненно важным, если мы хотим отстаивать достижения феминизма и продолжать поднимать феминистские вопросы в политической повестке дня.

Это означает, что само разнообразие современных политических теорий является источником силы, путем к сохранению этих тем на виду и гарантией того, что они не будут утеряны под грузом феминистской ортодоксальности. Однако, как уже было показано в предыдущих главах, внешне противоречащие друг другу положения, представленные различными школами феминистской мысли, не позволяют увидеть, до какой степени они взаимосвязаны. Это значит, что, несмотря на наличие серьезных разногласий, можно определить принципы согласия, на которых должен сформироваться базис для любой феминистской теории в будущем.

Стартовой позицией для такой теории должна стать расширенная концепция политики, основанная на понимании того, что отношения власти между мужчинами и женщинами не ограничены лишь публичными сферами закона, государства и экономики, но пронизывают все сферы жизни. Это значит, что, вопреки утверждениям традиционной политической теории, семья, воспроизводство и сексуальность должны быть включены в политический анализ. Положение о том, что «личное есть политическое», является, безусловно, центральным для радикального феминизма, и сегодня должно быть совершенно ясно, что ни одна теория, претендующая на то, что она воспринимает потребности женщин всерьез, не может игнорировать этого тезиса. Хотя эта концепция отсутствует в традиционной марксистской теории, она не исключена из социалистической традиции, а некоторые из аспектов рассматривались социалистками-утопистками прошлого Шарлоттой Перкинс Гилман и Александрой Коллонтай. В наши дни многие феминистки-социалистки пытаются расширить, пересмотреть или дополнить ортодоксальные марксистские концепции с целью их применения к проблемам частной жизни. Либеральные феминистки также все чаще заявляют, что равенство и справедливость требуют изменений в семье наравне с законом и общественной сферой. Для многих эти представления есть просто результат практического опыта, когда семейные обязанности вступают в противоречие с профессиональной карьерой и даже суперженщины испытывают усталость. На теоретическом уровне Окин сформулировала новую концепцию справедливости, которая основывается на либеральных идеях и в качестве основополагающего принципа рассматривает справедливость в рамках семьи, отказываясь от дихотомии общественного/частного.

Таким образом, феминизм критикует не только положения, но и само содержание традиционной политической теории. С помощью феминизма было обнаружено, что существующие идеи и ценности не только не являются гендерно нейтральными, но часто отражают ограниченные представления мужчин. Поэтому невозможно в рамках феминизма пользоваться ими как готовыми инструментами для феминистского анализа. Однако их можно критиковать, модифицировать или использовать для создания более полноценных концепций. Например, марксистская концепция производительного труда была расширена для того, чтобы включить в нее традиционно женский труд, а более критичный подход к либеральным ценностям допускает возможность формирования концепции равенства, которая не исключает значимость различий и автономии и признает человеческую взаимозависимость и идею разума, не противопоставляя его эмоциям, интуиции или другим психологическим качествам.

Хотя феминистки все больше приходят к тому, что установки существующей политической теории неадекватны, они все еще не выработали общей согласованной позиции, и трудно найти общность между теми, кто ищет успеха в зале заседаний, теми, кто жаждет коммунистической революции, теми, кто утверждает, что «женские достоинства» должны быть оценены и поняты мужчинами, и теми, кто предпочел бы заменить мужчин на хранилища спермы или патогенез. Некоторые прибегают к аргументации, основанной на постмодернистской теории, чтобы оправдать такое положение вещей, и отказываются от самой идеи определения согласованной феминистской позиции как общего дела, которое не приемлет разнообразия и специфичности женского опыта. Доведенная до крайности, эта позиция может лишить феминизм всякого смысла и содержания, не признавая значение объединяющего опыта, стремления к освобождению из цепей рабства или возможности коллективного действия. Тем не менее она может служить здравым предостережением об опасной возможности перепутать конкретные решения проблем с достижением конечной цели. Очевидно, очень мала вероятность привести к согласию тех феминисток радикального толка, которые верят, что гендерное разделение обусловлено биологией и, следовательно, видят единственное решение в лесбийском сепаратизме, и то большинство, которое продолжает верить, что мужчина не так уж неисправим и что гендерно равноправное общество в принципе возможно. Однако за всем этим можно разглядеть признаки того, что разные подходы стремятся к сближению, постепенно отдаляясь от истоков мужской теории и все больше опираясь на реальный женский жизненный опыт и опыт борьбы. Поэтому, хотя феминистки либерального направления надеются изменить только гендерные отношения, оставив нетронутыми все остальные общественные структуры, на практике их идеи имеют далеко идущие последствия, которые бросают вызов как традиционному устройству семьи, так и господствующей системе экономического мышления. В то же время феминистки социалистического направления все меньше заинтересованы в проповеди неизбежности антикапиталистической революции, и, подобно феминисткам радикального толка, теперь они все больше склонны защищать существующие правовые нормы и реформы (такие, как право на аборт или семейные пособия), чем отвергать их как «пустую формальность». В целом большинство согласны с тем, что идеальным обществом будет общество, в котором гендерному неравенству придет конец, и женщины смогут полностью реализовывать свой личностный потенциал во всех сферах жизни. Похоже также, что для существования такого общества необходимо, чтобы деятельность, традиционно приписываемая женщинам, оценивалась более высоко, чем в прошлом. Здесь феминистки либерального толка могут увидеть возможный аспект жизненной самореализациив воспитании детей с участием мужчин или профессиональных воспитателей, тогда как развитие марксистских концепций позволяет социалисткам понять важность домашнего труда, и все могут согласиться с необходимостью большей заботы о нашей планете и поддержании ее ресурсов. В практическом плане особенно важно было бы обеспечить систему более разумного сочетания вынашивания и воспитания детей с другими видами деятельности, так чтобы матери тоже могли стать полноценно активными гражданками и работницами — для этого могут потребоваться более гибкие системы организации труда, коллективное обеспечение ухода за детьми и участие в нем мужчин или комбинация всех трех факторов.