Полина. Паскуале Бруно. Капитан Поль. Приключения Джона Дэвиса - [8]

Жандармы, уведомленные в четыре часа утра, приехали за мэром, мировым судьей и двумя врачами, чтобы составить протокол. Мэр и судья были готовы, но один из врачей отсутствовал по делам и не мог приехать. Занимаясь живописью, я немного изучал анатомию в Шарите и поэтому решился назвать себя учеником хирурга. Меня взяли, так как не было никого другого, и мы отправились в замок Бюрси. Все это я делал бессознательно. Я хотел видеть Полину, прежде чем крышка гроба закроется над нею, или, скорее, повиновался таинственному голосу, управлявшему мною с Небес.

Мы приехали в замок. Граф с утра отправился в Кан: ему нужно было получить разрешение префекта на перевозку тела в Париж, где были родовые гробницы его семьи, и он воспользовался для этого тем временем, когда судебные власти станут выполнять свои холодные формальности, столь тягостные для впавших в отчаяние близких.

Один из его друзей принял нас и проводил в комнату графини. Я едва мог стоять: ноги мои подгибались, сердце сильно билось; мое лицо было, наверно, таким же бледным, как и лицо убитой. Мы вошли в комнату, еще наполненную запахом жизни. Бросив испуганный взгляд, я увидел на постели что-то подобное человеческому телу, закрытому простыней; тогда я почувствовал, что твердость меня покидает, и прислонился к двери. Врач подошел к постели с тем непостижимым спокойствием и бесчувствием, что дает привычка. Он приподнял конец простыни, покрывавшей труп, и открыл голову жертвы. Тогда мне показалось, что я все еще брежу или, скорее, околдован: труп, распростертый на постели, не был телом графини де Бёзеваль; убитая женщина, в смерти которой мы приехали удостовериться, не была Полина!..

IV

Это была белокурая дама с ослепительно белой кожей, с открытыми голубыми глазами, с изящными и аристократическими руками; это была молодая и прекрасная женщина, но не Полина!

Рана оказалась в правом боку; пуля прошла между двумя ребрами и прострелила сердце, так что смерть последовала мгновенно. Все это было такой странной тайной, что я начал теряться, не зная, что подумать и кого подозревать. Единственное, в чем я был абсолютно уверен, — это то, что убитая женщина не Полина, что граф почему-то объявил свою жену мертвой и под именем графини собирается похоронить другую.

Не знаю, был ли я полезен во время осмотра трупа, не знаю даже, что я подписал под протоколом; к счастью, доктор из Дива, явно желая показать свое преимущество перед учеником и превосходство провинции над Парижем, взял на себя весь труд, и от меня потребовалась только подпись. Вся эта операция продолжалась около двух часов; потом мы прошли в столовую замка, где была приготовлена закуска. Спутники мои, оценив эту вежливость, сели за стол, а я прислонился головой к окну, выходившему на двор. Я простоял так около четверти часа, как вдруг во двор стремительно въехал всадник, покрытый пылью; он оставил лошадь, не беспокоясь, будет ли кто-нибудь оберегать ее, и взбежал на крыльцо. Я изумлялся все более и более! Я узнал этого человека, несмотря на то что видел его лишь мельком и в другой одежде: это был тот, кого я увидел ночью среди развалин, когда он выходил из подземелья; это был незнакомец в голубых штанах, с заступом и охотничьим ножом. Я подозвал к себе слугу и спросил имя приехавшего. «Это мой господин, — отвечал он, — граф де Бёзеваль, возвратившийся из Кана, куда он ездил за позволением перевезти тело в Париж». Я спросил еще, когда граф должен отправиться туда. «Сегодня вечером, — ответил слуга, — потому что фургон, который повезет тело госпожи, уже готов, и почтовые лошади заказаны к пяти часам». Выходя из столовой, мы услышали стук молотка: это столяр уже заколачивал гроб. Все делалось как полагалось, но, как ты видишь, слишком поспешно.

Я возвратился в Див, в три часа был в Пон-л’Эвеке, а в четыре — в Трувиле.

Я решил исполнить свое намерение разобраться во всем в ту же ночь и, если мои старания окажутся напрасными, объявить обо всем на следующий день, передав полиции заботу завершить это дело.

Приехав, я сразу занялся наймом новой лодки, но на этот раз меня должны были сопровождать два человека; потом я вошел в свою комнату, взял пару превосходных двуствольных пистолетов и заткнул их за дорожный пояс, на котором висел охотничий нож; затем застегнулся, чтобы скрыть от хозяйки эти пугающие приготовления, велел перенести в лодку факел, лом и сел в нее с ружьем, объявив, что еду поохотиться на чаек и чистиков.

На этот раз ветер был попутный, и менее чем через три часа мы очутились в устье Дива. Приехав туда, я приказал своим матросам лечь в дрейф до тех пор, пока не наступит ночь; потом, когда стало достаточно темно, направился к берегу и причалил.

Затем я отдал своим людям последние наставления: ожидать меня в расщелине скалы, спать поочередно и быть готовыми отправиться по первому моему сигналу; если я не возвращусь к утру, ехать в Трувиль и вручить мэру запечатанный конверт. Это было письмо с изложением подробностей предпринятой мной поездки и сведения, при помощи которых можно было найти меня, живого или мертвого. Приняв эту меру предосторожности, я повесил через плечо ружье, взял лом, факел, огниво, чтобы в случае необходимости можно было высечь огонь, и попытался отыскать ту же самую дорогу, по которой шел прошлой ночью.