Полигон - [22]

– Где Борька? – недоумённо спросил Ковалёв, оборачиваясь к Дармоедову.

Тот долго не отвечал, ошарашено глядя на корыто. Потом, сглотнув, выдавил из себя:

– Нет больше Борьки, товарищ полковник. Совсем нет.

Он перелез через ограду, подошёл к корыту, поковырял носком сапога землю:

– Ни окорока нет, ни грудинки, ничего нет. Осталось только на холодец, ножки да уши. Остальное – в пыль, даже ошмётков не осталось. Ты чем его так?

– Бронебойным…

– М-да… Почти как у Садыкова получилось, в прошлом году. Они тогда бычка кололи. Взрывчаткой.

– И что?

– Ни бычка, ни сарая. У дома стекла выхлестало и крышу снесло.

– Ясно… Ладно, пошли, горе зальём.

Горе они заливали в бытовке, до самого утра.

* * *

В шесть часов разъярённый полковник Свиридов поднял роту в ружьё и устроил марш-бросок с полной выкладкой, то есть с автоматами, сапёрными лопатками, подсумками с пустыми магазинами и противогазами. Сам побежал рядом, налегке. Расчёт был прост: те солдаты, что были с похмелья, долго бежать не смогут, отстанут и таким образом отсеются автоматически. С ними-то он и собирался пообщаться плотней, собрав их вместе с командирами. Нюхать каждого он считал ниже своего достоинства. Однако молодые здоровые ребята бежали весело и споро, плотной колонной, а полковнику мешали одышка и живот. Он понял, что сдастся первым.

И тогда, чтобы усложнить солдатам задачу, он скомандовал «Газы!». Бойцы, не сбавляя темпа, надели противогазы. Через пятьдесят шагов один солдат резко сбавил шаг, споткнулся и упал. За ним второй. Третий. Вскоре вся рота распласталась на траве. Что за чёрт? Не могут же быть все с похмелья! Да и быстро как-то они попадали, разом. Встревоженный проверяющий подбежал к ближайшему солдату и сорвал с него противогаз. Солдат оказался пьяным до изумления. То есть до такой степени, что не мог ворочать языком вовсе, не мог даже приподнять голову, а только, не понимая, что происходит, смотрел на Свиридова. Полковник подбежал к другому солдату, потом – к третьему… Пьяными оказались все до одного, люди не могли встать не то, что на ноги – на четвереньки! А ведь каких-то четверть часа назад они были бодры и, конечно, трезвы. Свиридов растерялся. Он не понимал, что стряслось. Да и откуда он мог знать, что молодые разгорячённые бегом бойцы надышались паров спирта, которые не успели выветриться из противогазов…

На обратном пути колонна являла собой жалкое зрелище. Люди шатались, шли кое-как, держась друг за друга, то и дело падали. Ни дать ни взять – только с суворовского марш-броска. Шли долго и трудно. А когда добрались до казарм, полковник Свиридов сник совсем: на крыльце в окружении трёх генералов и какого-то гражданского стоял Генеральный конструктор и раздражённо притоптывал носком правой ноги.

Генеральный холодно осведомился, по чьёму распоряжению товарищ проверяющий устроил скачки с препятствиями. И почему люди так измождены с самого утра? Генеральный объявил, что со дня на день, а возможно, уже сегодня, ожидается прибытие высоких лиц, включая замминистра обороны. Не исключено, что прибудет и сам министр. Лично. А для проверки и сдачи объекта ему и его помощнику (Генеральный кивнул на гражданского, стоящего рядом) нужны люди. Генеральный объявил, что всю ответственность за срыв работ он перекладывает на плечи проверяющего. Кстати, что он тут проверяет? Ах, воинскую дисциплину… А гражданская профессия у товарища полковника имеется? Ну, токарь там, каменщик… Нет? Плохо. Не исключено, что придётся приобретать. Свиридов попытался оправдаться, но Генеральный выслушивать его не пожелал, объяснив, что он видит для товарища проверяющего один выход из положения: исчезнуть с глаз и больше не путаться под ногами. Но прежде пусть приведет в божеский вид солдат.

Андрей стоял за спиной Генерального и сочувственно смотрел на Свиридова. Ему показалось даже, что поникший полковник стал ниже ростом. И только он хотел вмешаться, хоть как-то заступиться, как на плац на полном ходу, с треском влетел мотоцикл с коляской – «Урал» цвета хаки. Из коляски торчал, целясь в небо, воронёный ствол противотанкового ружья. На нём восседали прапорщик Дармоедов и полковник Ковалёв. Мотоцикл затормозил так лихо, что оставил чёрные полосы на асфальте. Внимание Генерального переключилось на вновь прибывших, и солдатики под руководством проверяющего тихонько, бочком, стали просачиваться в казарму. Меж тем Ковалёв деловито погремел в коляске железками, вытащил ПТР и целеустремлённой походкой двинулся ко входу, начисто игнорируя и генералов, и шефа. Так и прошёл мимо, с ружьём на плече, едва не спихнув шефа с крыльца. Похоже, он просто не заметил высоких гостей. Генеральный возмущённо хмыкнул и зашагал за ним, Андрей прошмыгнул в дверь следом. И там, в прохладной полутьме казармы ему довелось увидеть знаменитую фляжку, когда шеф вынул её из внутреннего кармана пиджака. Ту самую, с левой резьбой. Фляжка была самодельной, из полированной нержавейки, похожая на чуть согнутую общую тетрадь, только блестящая – такие делали мастера в 38 цехе. Генеральный протянул фляжку полковнику. Андрей видел, что полковнику чудовищно плохо, видел, как он бледен, как трясутся его руки, с каким трудом он соображает, что происходит вокруг и какой жадностью он ухватился за спасительную фляжку. Дальше смотреть он не стал – он догадался, что будет дальше, и ему стало жаль полковника.