Полиция на похоронах. Цветы для судьи - [127]

Однако в большом автомобиле никто не ощущал радости от подступающей весны.

– Хочу, чтобы вы ее повидали, – говорил Ричи, с трудом сдерживая привычный порыв махать руками: для этого в замкнутом пространстве не хватало места. – Не нравится мне такая. Это ее угнетает, Кэмпион. Она его любит, знаете ли. Любит и, наверное, чувствует ответственность. Проявление тщеславия. Ничего не поделаешь. У них в крови.

Тревога, похоже, сделала его разговорчивым. К тому же Ричи теперь воспринимал Кэмпиона как старого друга, а потому изъяснялся более связно.

– Рано или поздно его вытащим, правда? – Он метнул в молодого человека тоскливый взгляд. – Ужасное испытание. Все ужасно. – Ричи помахал большущей рукой перед глазами мистера Кэмпиона. – Все. Все люди. Которые в тюрьме. Все в отчаянии. Рабы. Должны работать, когда не хотят; есть, когда не хотят; спать, когда не хотят. Не могут пить, пока им не дадут. Несвобода повсюду. Ненавижу ее. Меня пугает. Знавал человека, который это проглотил. Я бы не смог.

– Да, порой возникает такое ощущение, – признал мистер Кэмпион.

– У меня постоянно, – заявил Ричи.

После чего спохватился и умолк.

Джина сидела в большой гостиной у открытого окна, и Кэмпион, не видевший ее несколько недель, был потрясен переменой. Молодая вдова стала жестче, умудренней, старше. Нервную слабость сменило общее истощение. Джина выглядела уже не такой элегантной, изящной и очаровательной.

С притворным радушием она поприветствовала гостей. Кэмпион успел просидеть на белом диване уже несколько минут, и лишь тогда Джина с ним заговорила. В голосе мелькнуло нечто, отдаленно напоминающее ее прежнюю искренность.

– Хорошо, что ты пришел. Я не стану рыдать и делать глупости, на свидетельской трибуне буду совершенно спокойна. – Внезапно ее броня спала, и Джина добавила: – От него нет вестей. Я его не чувствую. Он просто исчез.

Вполне естественное смущение, которое могла бы вызвать подобная откровенность, не возникло, поскольку Кэмпион с облегчением понял – притворство Джины не успело зайти далеко. Оно лишь предостерегает о возможном душевном увечье и не несет в себе страшной бесповоротности свершившегося факта.

– Ты… ты не выяснил, что произошло? Не выяснил, знаю. Ты бы мне, конечно, сообщил. Но хоть какое-то представление у тебя появилось? Зацепка? Я спрашивала Джона, он что-то говорил про нового свидетеля. Можешь рассказать? Или это такой же секрет, как и все остальное?

– На показания нового свидетеля есть надежда, – ответил мистер Кэмпион. – Его фамилия Виджен. Мне пришлось попотеть, чтобы его заполучить. Говорить он не хотел, однако, когда понял, как много от этого зависит, поступил порядочно: отмел свои личные соображения и рассказал, что знает. Виджен работает на «Толлешант-пресс», у них небольшая контора на третьем этаже двадцать первого дома. Судя по всему, наш свидетель в четверг за обедом перебрал и до вечера протрезвлялся. Пришел в себя около пяти: голова жутко болит, работа не выполнена. Поэтому он не покинул службу и с шести до девяти вовсю трудился – как раз когда миссис Траппер делала себе чай, шла домой из кино и бегала в рыбный магазин.

Кэмпион ободряюще улыбнулся Джине.

– Мистер Виджен утверждает, будто слышал, как в шесть с чем-то – точное время он не заметил – заработал автомобильный мотор. И работал без остановки примерно до восьми часов. До без десяти девять мотора слышно не было, затем его вновь включили, совсем ненадолго.

– Но это ведь снимает подозрение с Майка! Подтверждает его рассказ!

Впервые за весь разговор на бледных щеках Джины проступил легкий румянец, она словно заново родилась.

– Рассказ-то подтверждает… – Кэмпион виновато опустил глаза. – Однако подозрений с Майка не снимает. Он ведь не может доказать свое алиби в промежуток с шести часов и до того времени, как ты ему позвонила.

– Понятно…

Стройное тело Джины в домашнем костюме из блестящей ткани вновь обмякло.

– Тем не менее свидетельство полезное. – Кэмпиону безумно хотелось ее утешить. – Оно не только внушит присяжным, что все, вероятно, произошло в четверг, но и опровергнет показания миссис Траппер или, по крайней мере, поставит их под сомнение.

– А больше ты ничего не выяснил?

– Ничего существенного. Мне толком неоткуда плясать. Обычно в таких делах за что-нибудь цепляешься, тянешь за ниточку и распутываешь весь клубок. А здесь и хватать-то не за что. У меня были большие надежды на мисс Нетли, но она то ли ничего не знает и только из тщеславия делает вид, то ли не считает себя обязанной что-то рассказывать и потому не хочет.

– Нетли, – произнес Ричи, встал и вышел из комнаты.

Он исчез так внезапно, что Джина с Кэмпионом какое-то время молча смотрели ему вслед.

– Ричи такой добрый, – наконец подняла мокрые глаза Джина. – Я-то считала его бесчувственным, немножко недочеловеком; знаешь, не сумасшедшим, но и… ну, не совсем в здравом уме. А с тех пор, как… как Пол умер, Ричи – единственный, кто ведет себя нормально. Во всяком случае, мне так кажется. Он искренне жалеет меня и переживает за Майка. Остальные – Джон, даже старая добрая Керли, миссис Остин, доктор, другие нормальные люди, которых я воспринимала обычными, настоящими и от которых ждала обычной человеческой реакции, – они все так озабочены исключительно своим мнением, что на мое или Майка их уже не хватает. Джон думает только об огласке и фирме, Керли с ним заодно. Миссис Остин переживает о своем выступлении. Будто актриса на сцене…