Полиция - [28]

– Ма-дам! Ма-дам! – растерянно кричит он.

Он зовет ее с другого берега, умоляет ее, хотя сделать уже ничего нельзя. Из глаз Виржини так и текут слезы, они огибают нос, бегут по щекам, попадают в рот. Она их не вытирает. Теперь она – всего лишь зритель, беспомощный зритель, предчувствующий беду, стоящий у края очерченной белым пограничной черты, четкой, как разметка на теннисном корте. Она опускает взгляд на линию у своих ног: точно так же отводят глаза при виде крови. Впереди, на взлетной полосе, пленник колотит конвоиров ногами, демонстрируя неожиданную, недюжинную силу, и сопровождающие из фургона понимают, что им пора показать, на что они способны. Этот человек действительно непредсказуем, как они и опасались: не зря они ему не доверяли. Конвоиры валят его за землю, давят на плечи, вытягивают ему руки вдоль корпуса, а он все продолжает надсадно кричать. Они обматывают его застежкой-липучкой, опутывают ею ноги, колени, все тело. Пленник теперь напоминает мумию, у него остался лишь голос, но он продолжает кричать, кричать до хрипоты.

Упаковав таджика, сопровождающие поднимают его, как посылку, и грузят в фургон, захлопывают дверцы, и крики тут же обрываются.

Караван из трех машин отбывает в сторону терминала и его сияющих яркими огнями посадочных рукавов.

Вынос тела состоялся.

На взлетном поле вновь воцаряется тишина.

28

Виржини делает шаг назад, у нее подкашиваются ноги.

– Поехали отсюда, – раздраженно командует Эрик.

Он возвращается в Центр депортации, диктует служащему свой номер.

– Я уже сказал, что по правилам вы должны дождаться взлета.

– Если возникнут проблемы, мы вернемся. Нам тут больше нечего делать, – бросает Эрик.

Они идут к машине, чтобы поскорее отправиться назад, в свой XII округ, чтобы этот день наконец закончился.

Виржини чувствует, как с нее сваливаются форменные штаны, поддергивает штанины, чтобы не наступать на них.

Она падает на заднее сиденье, как тюк с бельем. У нее совершенно нет сил. На полу под сиденьем блестят монетки. Пустое место рядом с ней вдруг кажется ей огромным.

Эрик трогается с места, едет тем же путем обратно к автостраде: минует техцентр и электростанцию, объезжает долговременную парковку, гору земли, здания агентств, головной офис «Эр Франс».

Уткнувшись лицом в стекло, Виржини машинально вытаскивает из волос шпильки, несколькими движениями распускает предписанную уставом прическу. Волосы свободно падают ей на бронежилет, рассыпаются по форменной куртке. Аристид оглядывается на нее через плечо. Эрик поправляет зеркало заднего вида, притормаживает. На службе они всегда видят ее с собранными на затылке волосами. Она скрещивает руки на груди, ежится. На ресницах дрожат слезинки. Она растеряна, но не покорилась. Она красива, как никогда.

В салоне на миг повисает странный, едкий запах. Сама того не желая, она выпустила на свободу частички пепла с пожара. Впервые за весь день распустив волосы, она сбросила на сиденье серые хлопья, запутавшиеся в ее прядях еще днем, на стадионе «Лео Лагранж».

– Все нормально? – робко спрашивает Аристид, заметив, что она сильно побледнела.

Она чувствует, как рот наполняет кислая слюна.

– Тормози! – кричит Аристид Эрику.

Она распахивает дверцу, не дожидаясь, пока машина остановится, и блюет на обочину, придерживая волосы. Распрямляется и снова сгибается пополам, отплевывается, хрипло ругается. Спускает ноги на землю, переступает через разлетевшуюся по дороге звездой блевотину, отходит от машины, чтобы вдохнуть свежего воздуха. На лбу у нее выступили капельки пота.

«Сегодня мы направили в Европейский суд по правам человека запрос об отмене экстрадиции. Если нужно, они пришлют факс завтра утром».

Они еще не выехали с территории аэропорта.

Она делает несколько шагов по узенькой обочине у отбойника, останавливается. «Лучше бы он сгорел в камере, это было бы не так лицемерно».

Она прислушивается к мерному гудению самолетных двигателей: к нему примешивается тихий свист, дрожащий, словно нота, которую тянут слишком долго. Самолеты выезжают из-за зданий терминалов, звук слегка запаздывает, едут мимо диспетчерской вышки, медленно выруливают на взлетное поле. Она идет вдоль отбойника, дальше от машины.

Аристид и Эрик выходят из машины, окликают ее, но она их не слышит. Она ускоряет шаг, переходит на бег. Перекидывает ногу через отбойник, не удерживает равновесие, скатывается по поросшему травой склону, спрашивает себя, что она делает. «Почему сегодня? Вы что, не можете дождаться ответа из суда?» Она встает на ноги, пошатываясь, словно выпила лишнего. Она знает, что совершает глупость. Бежит дальше, вниз по склону, мелкими шажками, сосредоточившись на своем дыхании, на ритме сердца, на пульсации крови в висках, откладывает на потом все мысли, ощущает, какие гибкие у нее руки и ноги, какие крепкие кости, как они вибрируют от толчков внутри ее тела – единственного в своем роде, уникального механизма. Несется вдоль дороги между терминалами, по которой снуют шаттлы, перебирается через бетонный парапет, чтобы срезать путь. Пересекает выезд на автостраду, перепрыгивает через ограждение, на миг останавливается в нерешительности, затем мчится под сплетением пересекающихся дорог, перебегает одну из них, уклоняясь от резко выворачивающих из-за угла машин, снова бежит по тротуару вдоль терминала. На бегу собирает волосы, резко скручивает их, словно в веревку, чтобы они не мешали, пытается снова собрать их в форменный пучок. Что со мной сделают? Запрут, привяжут, других вариантов нет. Она добирается до стоянки такси, до парковочных мест, предусмотренных только для посадки и высадки пассажиров, до знакомых верениц тележек для багажа, задвинутых одна в другую. Притормаживает, чтобы автоматические двери успели разойтись в стороны, и бросается в шумный высокий зал, в его вечный фальшивый дневной свет. Она прокладывает себе дорогу среди туристов, дорожных сумок, выдвижных ручек от чемоданов, используемых вместо вешалок, мимо сияющих щитов с рекламой наручных часов, духов, банковских карт. Пистолет колотит ее по бедру. Люди расступаются перед ней, наверняка спрашивают себя, за кем она бежит, почему одна. Она пробегает мимо стоек регистрации, мимо машин для просвечивания багажа, мимо пунктов обмена валют, мимо банкоматов, оглядывается назад и замечает, что ее вот-вот настигнет Аристид. Бежит быстрее, отгоняя дурное предчувствие, замечает табло вылета, на секунду замирает, находит номер выхода на посадку, снова бросается вперед, опасаясь, что Аристид уже близко, что она не успеет до вылета, мчится вдоль ограждений, за которыми движутся к пунктам контроля пассажиры, бежит еще быстрее, потому что, когда задыхаешься, уже не так страшно. Обегает будки, в которых пограничники проверяют паспорта, и три ряда очереди, стоящей на досмотр ручной клади. Заметив, как она приближается к транспортерам и ныряет в воротца металлоискателя, один из охранников поднимает руку, желая ее перехватить. Она останавливается перед ним, тяжело дыша, обливаясь потом. Волосы в беспорядке падают ей на лицо, она в ярости, ей хочется немедленно выместить на ком-то свой гнев.