Полевая практика с чудовищем - [4]

– На дальней заимке мертвяк обосновался. Тогда ещё… – ответил Игнат. Его серые глаза горели. – Может, застанем врасплох. Давно эту тварь кончать пора! У Фомича серебряная пуля. И чего Пелагею слушали. Сама и попалась. Дура баба.

Тайга толпы не любит. Наказывает жестоко. Так говорили старики, прожившие жизнь бок о бок с этой мрачной, но щедрой стихией. Наш стоглавый "дракон" разбился на молекулы. Полз на заимку.

Шли долго. День кренился к вечеру. Тот, в свою очередь, почернел и наполнился ночными рыданиями невидимых птиц. Зажгли факелы. Со стороны казалось, что между деревьями там и тут мелькают красноглазые чудовища. Но я знал, это чудовище – мы.

Впереди засверкала стена из огней. Люди снова собирались в толпу. Поджидали отставших. Когда молекулы огнеглазого чудища сбились в прежнее могучее существо, слово взял наш голова Фомич.

– Обычной пулей стрелять бесполезно, – приглушённо сказал он. – Становитесь плотнее и, если покажется, хватайте. Одёжу на него кидайте. Чтоб опомниться не успел. И кличьте, я у ворот буду. Одно его возьмёт!

Предводитель потряс ружьём. Все знали, там ждёт своего часа отлитая из серебра пуля.

Тени от факелов поплыли к избушке. Мы крались на робкое свечение окна.

Вдруг впереди послышались крики, огни заметались, словно рой взбешённых пчёл. Что-то тяжёлое налетело на меня, перевернуло, ударило, втоптало в холодный мох. Ещё раз, ещё… Люди в панике неслись прочь. Многоликое чудище надломилось, раскололось. Теперь "голова", опрокидывала и давила собственный "хвост". Хрип, мат, беспорядочные выстрелы. Я понял – впереди нечто, от чего, не разбирая дороги, бежали даже бывалые. Сейчас включится воображение, и я лишусь способности двигаться, кричать, дышать… Не думать!

– Игнат!! – заорал я.

Эйфория последних дней сменилась животным ужасом. Меня давила часть нашей же былой мощи. Вдруг она стала чуждой и враждебной. Толпа, дававшая уверенность в собственной силе, правоте и превосходстве, мгновенно превратилась в убийцу. Её безразличие к собственной частице было столь же безусловным, как и ненависть к тому, кто определялся ею, как враг. Это был мой первый урок.

– Стой! – гаркнул Игнат и выстрелил в воздух.

Несущаяся на меня волна шарахнулась, разбилась на два потока, обтекая моё помятое тело. Я, кряхтя, поднялся. Болело всё. Игнат презрительно глянул на меня и, ни слова не говоря, бросился вперёд. Он был одержим. С котом у него были личные счёты. За ним кинулся и я. Инстинкт велел прикрепиться к тому, кто только что спас мою жизнь.

У избушки с робким окном нас осталось немного. Мы стояли напротив и молчали. На пороге сидел невозмутимый кот и с прищуром смотрел на тщедушные остатки нашей когда-то всесильной стаи. Это был тот самый кот, который принёс весть о смерти бабке Пелагее. Казалось, он нас ждал. Так вот что обратило в бегство соратников! Ужас перед ирреальным, пестуемый десятилетиями, пересилил даже ярость. Толпа – единый организм. Стоит побежать одному – паника захлестнёт большинство.

Слева послышался хруст веток. У кого-то от противостояния взглядов не выдержали нервы. В воздухе просвистело. Оборотень взвился и огласил ночное пространство душераздирающим, почти человеческим криком. Тени от факелов забились в агонии. Зверь приземлился на три лапы и с пугающим проворством заковылял с крыльца. Ртутью протёк по пятну света, отбрасываемого окном, неуклюже вспрыгнул на ставню и просочился в крошечную форточку.

– Лапу, кажись, перебил, – сипло сказал кто-то.

– Идём за ним? – с сомнением предложил другой голос.

Ответом ему было молчание. Крохи былой толпы, остывшие от пьянящего безрассудства, топтались в нерешительности. Ворваться в логово оборотня, держащего в страхе деревню столько лет…

Дверь избы с грохотом распахнулась, выбросив во тьму ослепительный столб света. На крыльце стоял сгорбленный старик. В руках ружьё. Он целил в нашу сторону. Потом шагнул вперёд. Старик сильно припадал на одну ногу.

– Господи! – выдохнул кто-то. – Нога-то… перебита!

Всмотревшись, я увидел, что одна штанина деда залита кровью.

– Прокляну!!! Вон!!!

Истошный вопль старика и заполошный выстрел со стороны Фомича было последним, что я слышал перед тем, как снова был сбит с ног. Я ударился теменем о торчащий позади меня пень. Всё померкло.

Меня кто-то гладил по лицу. Приоткрыв глаза, я увидел себя отражённым в круглых кошачьих зрачках. Затаил дыхание. Кот некоторое время вглядывался, потом опять потёрся шелковистой башкой о мою щёку. Почему-то меня это немного успокоило. Я скосил глаза в сторону. В избе было достаточно светло от воняющей жиром металлической чашки. В ней плясали языки пламени. Другой источник света находился в противоположной части комнаты. Такая же коптящая плошка. В избушке нестерпимо пахло гарью.

У окна возился оборотень. С его штанины капала кровь, но хромать он перестал. Старик не оборачивался. Что-то делал, наклонившись над столом, и приговаривал:

– Потерпи чуток. Заживёт… Ну, полежишь маненько. Сам и виноватый. Нечего было разгуливать.

Хозяин избушки туго бинтовал лапу серому коту. Кот вырывался и сердито шипел. Кажется, наш "оборотень" размежевался на человека и животное. Утешившая меня кошка спрыгнула с лежанки и подошла к старику. Теперь она тёрлась о его ноги.