Полет орла - [4]

Однако директор не воспринял жалобу всерьез, зная, что «крапивное семя» хозяйствующих всегда склонно к нечистоте рук и значительно подворовывает. Впрочем, допытываться о причине замены каши тощими пирогами он не стал. Жизнь воспитанников шляхетского корпуса носила характер спартанский и обижаться на недостаточное кормление считалось неприличным для будущего офицера.

К тому же летним временем, да иной раз и зимой, во двор корпуса свободно проходили лоточники с пирогами, начиненными вязигой, курятиной, а то – ягодами: черникой, морошкой, брусникой, малиной. Краснощекие сероглазые девки в кокошниках приносили такие же, как их собственные щеки, румяные яблоки, либо зажаристые булки и баранки, усыпанные маком. И при этом не особенно увертывались от шутливых объятий кадетов со старших курсов, уже становившихся плечистыми молодцами, по утрам снимающими бритвой зачатки усов. Те кадеты, у которых в карманах не бренчала папенькина помощь в виде звонких монет, легко уговаривали простодушных торговцев поверить им в долг. И те доверчиво ожидали их производства в офицеры, когда надеялись получить задержанную плату. Такая торговля не возбранялась в часы, свободные от занятий в классах. Приходили во двор корпуса и конфетчики, и мороженщики.

Саша Сеславин, несмотря на свою внешнюю привлекательность, не слишком стремился отвечать на лукавые взгляды грудастых миловидных торговок. Так же скромно вел он себя и во время разрешенных начальством прогулок по городу, особенно в Летнем саду, где, сопровождаемые гувернантками, прохаживались между мраморных Диан и Аполлонов изящные мадемуазели в шляпках, с кисейными шарфиками вокруг стройной шейки.

Главное, что его занимало, это успешное проявление своих знаний на полугодовом генеральном экзамене.

– Ну что ж, Александр Сеславин, – заключил после очередного испытания директор Мелиссино, держа перед собой отчет об успеваемости своих подопечных, – аттестуешься ты как кадет поведения хорошего, понятлив и к наукам прилежен. А именно: добился следующих успехов – «российскую грамматику читает, арифметику знает, историю и географию продолжает, французский и немецкий… гм… слабо! Теперь «чистое письмо… по-русски, французски и немецки… посредственно». Ну, дальше: «рисовать – рисует, танцевать – танцует». Недурно, однако старшего своего брата Петра по учению не догоняешь. Прошлый год за успехи в учении он произведен в сержанты. А на будущий год вознамериваемся мы произвесть его штык-юнкером в конную артиллерию. Старайся, кадет, догоняй брата.

III

Конноартиллерийские роты вызывали интерес не только у военных, но возбуждали внимание всей столицы. Начальник артиллерии, генерал-фельдцейхмейстер князь Платон Александрович Зубов показывал двору свои заботы о русской артиллерии. Мелиссино тоже хлопотал о ней, придумывая для офицеров особенно яркий и красивый мундир. Конная артиллерия стала модным войском и петербургский beau mond[2] съезжался любоваться на образцовый кадетский строй. В конную артиллерию назначались офицеры, имевшие прямые заслуги и репутацию отличных мастеров своего дела, георгиевские кавалеры, ну и люди с особой протекцией, а также, по-просту говоря, красавцы.

Сеславиным природа не отказала в привлекательной внешности, протекция же их была самого высокого уровня: их знал (через своего старого гатчинского офицера) сам цесаревич. А после смерти императрицы нетерпимый к другим, Павел превратился в их покровителя. Братья Сеславины искренне радовались, когда увидели через год брата Петрушу в щегольском красном мундире с черными лацканами, с золотым аксельбантом, в шляпе с белым плюмажем. И хотя сменивший на престоле свою нелюбимую мать император Павел доводил армию до изнеможения шагистикой и фрунтом, артиллерии он благоволил. При нем заменили громоздкие екатерининские пушки более совершенными орудиями, легче и поворотливее прежних.

И тут счастье братьев Сеславиных особым образом воплотилось в милостивую склонность императора Павла.

Однажды февральским солнечным днем кадеты играли на дворе в снежки. Более старшие катались позади корпуса на коньках. Офицеры разъехались по домам обедать. Внезапно часовой у ворот вскинул ружье «на караул».

В воротах показались всадники. Впереди ехал полковник маленького роста в высоких ботфортах и треуголке, сдвинутой к самому носу. Этот короткий нос с вывернутыми ноздрями и водянистый, бешено-требовательный взгляд знал в Петербурге каждый.

Фельдфебель, присматривавший за кадетами, помертвел: «Батюшки, царь! А в корпусе ни одного офицера…» Узнав о прибытии государя, все кадеты разбежались.

Павел слез с коня и, широко ступая тяжелыми ботфортами, зашагал к зданиям корпуса. Он с сердитым недоумением вертел пудреной головой в треуголке, короткий нос его яростно фыркал. Император тщетно ждал обычного церемониала: торжественной встречи и рапорта. Сопровождавшие императора офицеры поотстали на всякий случай, опасаясь находиться рядом с ним при взрыве необузданного царского гнева, последствия которого бывали для окружающих плачевными.

В эту минуту один из юнцов, игравших в снежки, смело направился к разгневанному царю. Подойдя «журавлиным шагом», кадет громко отрапортовал о состоянии дел в корпусе. Павел смотрел на него насупившись. Но вдруг отрывисто захохотал и поцеловал находчивого кадета в румяную щеку. Затем, в свою очередь, протянул ему руку для поцелуя.