Полдень, XXI век, 2012 № 07 - [10]

Виктор открыл дверь своего кабинета, запустил девку внутрь, приказав ей смотреть в пол и ничего не трогать руками, а сам остался снаружи.

– Тихо? – спросил он. – Или как?

– Пока тихо.

Андрей стоял почти вплотную, сантиметрах так в десяти. Была у него привычка – разговаривать, находясь к собеседнику очень близко. Для Дырова – нормально, а всех почему-то раздражало, всех, кроме Неживого.

– Где Батонов?

– В дежурку пошел.

– Вызвали? – встрепенулся майор. – Ты его одного отпустил?

– Он просто так пошел, ты не волнуйся, Витюша. Скучно ему стало.

– Когда Батонову скучно, жди веселья.

Мрачная шутка, потому что именно майор по прозвищу Батонов дежурил сегодня по отделу, а вовсе не Дыров или Неживой. Этот, прости Господи, офицер отзывался на имя Марлен (настоящее, не кликуха) и был «опущенным». Термин такой. В отличие от уголовной фени, опущенными на языке сотрудников милиции были полные мудаки, дурачки местного значения, которые работали в органах исключительно для того, чтобы было кого за водкой посылать. Если у уголовников «опускают» насильно, то тут человек сам себя ставит на место, ведь мудак – он и под офицерскими звездами мудак. Бывает, что опущенным оказывается сынок какого-нибудь начальника, как, например, Марлен Батонов, папаша которого был чином в Следственном управлении. За водкой такого уже не пошлешь, но и дело не доверишь. Вот и появляются во время дежурства «сынков» другие оперативники, якобы случайно в отдел заглядывают, по своим, мол, делам, а на самом деле всё заранее обговорено. Как же без прикрытия-то? Случись чего – этот «дежурный» и сам обосрется (с ним-то хрен), но и весь отдел из-за него в дерьме вываляют.

Слово «обосраться», пардон, тоже всего лишь термин, означающий в переводе «не справиться с заданием, дать промашку». Рабочая формулировка.

– Что слышно? – спросил Неживой.

– А что слышно? Не слышны в лесу даже шорохи. Даже шепоты.

Андрей зевнул – в самое Витино лицо. И не подумал прикрыться рукой, интеллигент. Остро пахнуло несвежим желудком.

– Я про комиссию.

– А я что, про рыбалку? Все по щелям забились. «Панцири» поднимают напряжение, в воздухе пахнет грозой, – Андрей нарисовал перед лицом собеседника энергичный зигзаг, а закончил жест тем, что вяло махнул рукой. – Поганые дела, Витюша. Храповскому кранты. Нашли его водилу, как раз сейчас «колют» мужика.

– Водила настоящий или подставной?

– Откуда мне знать? Вон, у Лобка своего спрашивай, это он у вас в сферах крутится… Достало всё. С каких пор РУОП под «сутенеров» стелется?

– Наклоняют не «сутенеры», а свои же. Забыл, кто в комиссии?

– Шефа жалко.

– Обоих шефов.

– Ну, до Сыча у них руки не скоро дотянутся. Скорее после Храповского за нас возьмутся.

– Не ссы, Дыров, на хрен ты им нужен. «Панцири» сдадут москвичам шефа, с ним пару «борзых», пяток «опекунов», и все будут довольны. Или ты успел в «борзые» записаться?

– Вот-вот, – обрадовался майор Дыров, – даже интересно, кого в «борзые» назначат. Возьмём, например, тебя…

– Меня положь на место.

– Почему? Ты в любимчиках у полковника Храповского. Настоящий адъютант его превосходительства. А ещё в тебя почему-то страстно влюбился один следак из Особой инспекции, я про товарища Конду… Всё, всё, молчу, – дал Андрей задний ход, поймав бешеный взгляд Виктора. – Кстати, слышал я, эта жаба сегодня крупно обделалась.

– Было дело, – с удовольствием подтвердил Неживой.

– Вонища, говорят, на весь зал была, до президиума дошла, до генералов.

– Говну – говново.

– Да ты философ… Конда, конечно, скверная фамилия, не повезло человеку. Говорят, спускался по главной лестнице, как каменный гость… – Дыров посерьёзнел. – А если выяснится, кто над ним подшутил?

– Я мечтаю об этом, – спокойно ответил Неживой.

Друг опер хохотнул и потянулся.

* * *

«Друг опер…» «Они были друзьями…»

Пустые слова. Основная масса слов ничего для майора Неживого не значила – «честь», «любовь», «благородство», «семейный ужин», «филармония», – нет, ровным счетом ничего. Он признавал скрытые мотивы, сплетение интересов и конечный результат, а также признавал, кроме своей, чужую силу. Что касается Андрюши Дырова… Тот, правда, не обладал физической силой, достойной упоминания, и вообще, выглядел весьма неубедительно. Был он похож на гриб-дождевик, готовый рассыпаться в пыль, только пни. Или, скорее, на грушу, насаженную черенком вниз на сучковатый изломанный прутик. Он брал другим. Андрей был интеллектуалом, книжки читал и даже, если не врал, изредка ходил в театры. Они вместе учились: сначала в школе, а потом, после институтов, вновь сошлись в Главке, вместе росли на дрожжах тамошнего маразма.

К чему это? К тому, что простые майоры Неживой и Дыров могли себе позволить не только шуршать под кустами, выбирая ягодки смысла из трусливых намёков, но и разговаривать друг с другом откровенно…

«Панцирями» назывались сотрудники Второго отдела, коррупционного. Хорошее словечко, о многом говорит. «Панцирь» – значит прикрытие. Как раз на тот случай, когда, к примеру, над хорошим человеком сгущаются тучи, и надо оградить его от непогоды. Или когда хороший человек безнадёжно тонет, и позарез надо, чтобы он не утянул за собой других хороших людей, – коррупционный отдел тут как тут.