Полдень, XXI век, 2012 № 03 - [38]

– Динка! – звенящим от напряжения шепотом позвала Светка.

Динка, прибежав, встала впереди. Задрала голову, блеснула глазами:

– Это они пришли, да?

– Они, они.

Светка поправила Динке скрутившийся воротничок. Михаил протянул руку к замку. Пальцы не сразу поймали ключ.

Щелк!

Дверь отворилась.

Соседи стояли на лестничной площадке таким же треугольником: ребенок впереди, родители сзади. Во всяком случае, Михаил так определил.

– Добро пожаловать! – сказала Светка.

– Проходите!

Михаил, улыбаясь, посторонился, вместе с собой отодвигая и Динку, которая как открыла рот, так и забыла его закрыть.

Соседи чуть помедлили и вползли в прихожую, оставив на коврике перед дверью влажный слизистый след. Полупрозрачные грушеподобные фигуры, два ряда щупалец – внизу и на уровне груди, три круглых глаза.

Высокий зеленоватый гость был, видимо, главой семьи. От него сквозь бульканье и вздохи и услышали:

– Приветствовать!

Бледно-синяя его просвечивающая супруга подала Светке клетку, сплетенную из тонких металлических прутиков, в которой копошились какие-то мохнатые белые зверьки.

В подарок, наверное.

– Наше-ваше!

Светка с оторопью приняла клетку.

– Хомячки! – крикнула Динка.

Зверьки от протянутых к ним детских пальчиков тонко заверещали.

Светка побледнела. Михаил перехватил подарок из ее руки, поднял повыше:

– Не сейчас, Дина.

За столом разместились так: зеленоватый глава семьи на стуле, рядом, через угол, Михаил, затем – Светка, напротив нее на диванчике – бледно-синяя супруга, а дети – на дальнем краю.

Ребенок у гостей был красноватый, тихий, щупальцами никуда не лез, сидел чинно.

– Ну что, – сказал Михаил, – мы очень рады!

Как ни непривычно было наблюдать рядом с собой желе, застывшее в человеческое подобие, отвращения он не чувствовал.

А вымыть за гостями они вымоют, подумаешь, слизь!

– Приветствовать, – еще раз прогудел зеленоватый.

На несколько секунд неловкое молчание повисло над столом, потом Динка сказала:

– Сначала едят салат.

И полезла в салатницу с оливье большой ложкой.

Себе бухнула от души, затем, взявшись ухаживать за соседским ребенком, отоварила порцией и его.

– Что ж мы, действительно… – вскочила Светка, наклонилась к соседке: – вам чего положить?

Три глаза мигнули, фиолетовея.

– Можно, да…

Голос у соседки оказался приятный, с бархотцой.

Щупальцем она аккуратно указала на селедку под шубой.

– Вчера, знаете, готовила, – Светка обрадованно приняла от гостьи пустую тарелку. – Там селедочка – ах! И свекла хорошая…

– Ты ешь, ешь, – приговаривала в дальнем конце Динка, показывая мальчишке (ну, наверное, все же мальчишке), как ест сама.

Не выдержал и Михаил.

– Ну а мы с вами, – наклонился он к гостю, – не тяпнем ли по маленькой?

– Согласность, – качнулся зеленоватый глава и протянул щупальце. – Шуаншегишен.

– Михаил.

– Приятность есть.

Они замечательно ели.

Селедка под шубой, оливье, огурцы с помидорами, грибы.

Соседи обходились без ртов, вонзали в себя ложки, и пища плавала прямо в них, потихоньку расщепляясь и тая.

Сначала Михаилу было не по себе, да и Светка смущенно отводила взгляд, а потом ничего, даже пикантным показалось.

У зеленоватого Шуаншегишена, которого Михаил через две минуты уже окрестил Жаном, оказалась весьма необычная манера пить водку, чуть подсаливая. Ну да у каждого свои тараканы, просят солонку, чего б не дать?

– Меру-то знай, – сказала Михаилу Светка.

– Обязательно, – кивнул Михаил.

– Обязательность! – поднял рюмку Жан.

– Великолепно-велико! – бледно-синяя супруга присоединила к рюмке мужа бокал с вином.

Звали ее Тиантику… Тиантаку…

Михаил, в общем, решил звать ее Таней. Иначе же язык сломаешь.

Динка выкладывала на стол перед соседским мальчишкой фрукты и объясняла, заглядывая серьезными глазами:

– Это банан… это вот яблоко… в них много железа…

Мальчишка, густо краснея, несмело касался выложенного щупальцами и переспрашивал:

– Яблоко?

– И представляемо – цера коворра еще меня сабан сатубан!

Михаил и не заметил, как Светка разговорилась с Таней. Общие темы, надо же, нашли. Собственно, а чего удивляться?

Сабан сатубан – кто ж не знает!

– А ведь тутоль в тутоль жили, кайвосо-телим вместе. Нет, церра коворра!

Светка, послушав и покивав, включалась на паузе:

– Да они все такие, подруги так называемые! Сами же, сами перед чужими мужиками юбками метут!

– О, согласность, – горько всплескивала щупальцами Таня.

Внутри нее плыли, уменьшаясь, дольки картофеля и кус только что вынутого из духовки мяса.

– И не говори, – Светка прижала ладонь к груди, – к ним всем сердцем…

– Всем ба-каа…

Зеленоватый Жан прижмурил крайний глаз:

– Евенсин…

Михаил наморщился, соображая.

– А, ну да, женщины! Что с них возьмешь. Все о бабском.

Жан придвинул стул ближе.

– Каймин-катын видеть? Кошмарность! Так втипеть! Щупальца пообрывать! Всем! Я таял, как наши катын-сердан, когда им – раз за разом каймин наставал, раз за разом!

– Это что! – с жаром подхватил Михаил. – Наши тоже – фанерой над Парижем. Нет, ты понимаешь, Жан, пять – один!

Они хлопнули еще по рюмашке.

– Вот эту, это облачко, вот сюда.

В детской было светло.

Динка учила соседского мальчишку собирать паззлы. Картинка лежала у стены. Доска, в которую нужно было вкладывать элементы, хвасталась лишь правым верхним углом: там синело небо и протягивалась куда-то коричневая ветка.