Полдень, XXI век, 2011 № 11 - [11]

Могол, догадывавшийся о причинах столь преданной любви Васьки к Диме, дал ему кличку «Голубой», но она не прижилась, поскольку Могол теперь бывал во дворе редко – у него появились свои проблемы, и нешуточные. Дело в том, что разбитая вдребезги мемориальная доска «последнему представителю великой нации татаро-монголов» на следующий день чудесным образом восстановилась и заняла своё место на стене. Её снова сорвали и разбили, но она появилась вновь. Так продолжалось четверо суток, пока, наконец, делом не заинтересовались в ФСБ. Могола увели в наручниках и неделю допрашивали с пристрастием, пытаясь обвинить не только в хулиганстве, но и в убийстве депутата Хацимоева. Битый по печёнкам Могол сознался во всём на первом же допросе, в том числе и в том, что именно он распял Христа. Но мемориальная доска продолжала появляться на стене каждое утро даже в отсутствие Могола, и его вынуждены были отпустить за недостаточностью улик и недоказанностью состава преступления, обязав самолично каждое утро срывать со стены мемориальную доску. Вернувшись из каталажки, Могол стал тише воды, ниже травы, каждое утро исправно исполнял сизифов труд, вменённый ему как гражданская обязанность, и быстренько возвращался домой. У юбки своего «Ига» он чувствовал себя гораздо лучше, чем в застенках ФСБ.

Пока Похмелкин воевал с возлюбившими его божьими тварями, он часто видел во дворе Машку Ларионову. Но как только война закончилась и он основательно проветрил квартиру и выстирал всю одежду, избавляясь от насквозь пропитавшего её химического запаха, их пути-дорожки словно кто-то развёл в разные стороны. Будто наколдовал. То утром, то вечером, в зависимости от своей смены в метрополитене, Дима поджидал Машку на скамейке у подъезда с авоськой, полной яблок, и котом Васькой на коленях, но встретиться со своей неразделённой любовью ему никак не удавалось.

Наученный горьким опытом, гнилые яблоки он больше не выбрасывал в мусорный контейнер. Первое сгнившее яблоко он разрезал на мелкие кусочки и уже хотел спустить в унитаз, как вовремя одумался. Вспомнил американский фильм, в котором из унитаза вылезает слепленный из фекалий Дерьмоголем, и решил не экспериментировать. То-то будет, когда этот самый Дерьмоголем, воспылав возвышенными чувствами, примется гоняться за ним по двору, оставляя на асфальте зловонные следы. А если догонит, что тогда? Дима до пепла прожарил на сковородке кашицу гнилого яблока, высыпал в металлическую кастрюлю и спрятал в холодильник, надеясь, что через два месяца, когда кончится срок годности эликсира, сможет безбоязненно выбросить пепел.

5

Время шло. Наступил сентябрь, и до окончания срока годности приворотного зелья оставалось чуть больше недели. Зелья в колбочке было на донышке, и оно теперь лишь изредка мигало багровым светом.

Видать, не судьба, безрадостно думал Дима, сидя на скамейке. Не зря Могол предупреждал, что не следует, априори, ждать чего-то хорошего от подарка ведьмы. Даже купленного за деньги.

Он с тоской посмотрел на кота, свернувшегося на коленях клубочком. Васька почувствовал взгляд, поднял голову и призывно муркнул.

– Лежи уж… – недовольно буркнул Дима. – Любовничек…

В это время дверь подъезда открылась, и на крыльцо вышла Машка Ларионова. Сердце Похмелкина бешено заколотилось, а сам он застыл, как гипсовая статуя, не в силах оторвать взгляда от Машкиного лица.

– Здравствуй, Дима, – сказала Машка.

Дима вышел из ступора, проглотил ком в горле и сипло сказал:

– Здравствуй, Маша…

– Ой, какой у тебя котик! – сказала Машка. – Погладить можно?

Котик был самым обыкновенным, беспородным, к тому же с драными ушами, оставшимися в наследие от лихой юности, когда Васька ещё жил обычной жизнью дворового кота. Несмотря на свой изменившийся статус, вроде бы переведший его в разряд домашних котов, ко всем жильцам, кроме Похмелкина, он сохранил стойкое предубеждение. Поэтому стоило Машке протянуть к нему руку, как Васька прижал драные уши и зашипел.

– Ах! – Машка отдёрнула руку. – Злой котик! – пожурила она, скользнула взглядом по скамейке и увидела авоську с яблоками. – Какие у тебя яблоки! Можно одно?

Колотящееся сердце Похмелкина замерло, а затем ухнуло куда-то вниз.

– Можно… – пролепетал он, не веря в свою удачу. Придерживая одной рукой кота, чтобы он ненароком не цапнул когтями Машку, Дима второй рукой приоткрыл авоську так, что из неё можно было взять только верхнее яблоко, меченное приворотным зельем.

Ничего не подозревающая Машка взяла его и снова попросила:

– А ещё одно можно?

– Можно…

Машка взяла второе яблоко и спрятала оба в сумочку.

– Спасибо.

Дверь подъезда хлопнула, и из дому вышла Коробочка в бесформенном платье, скрывавшем её такие же бесформенные телеса.

– Привет, Машка! – поздоровалась она только с Ларионовой, будто Димы на скамейке не было.

– Привет, Эля! – ответила Машка, напрочь позабыв о Диме.

– Ты куда сейчас?

– В Аква-парк.

– Ия туда же! Пойдём вместе?

– Пойдём.

И девчонки пошли со двора, даже не попрощавшись с Похмелкиным.

– Я тут у Димки Похмелкина два яблока выдурила, – сказала Машка, как только они завернули за угол дома. – Хочешь?