Полдень, XXI век, 2009 № 04 - [7]

«Завтра — это сегодня, только завтра». Кто это сказал?!

* * *

Преимущество онкологии — отсутствие похмелья. Просто болит всё. Без локализации, так сказать.

Ватсон стоял под ледяным душем в общей умывальне, фыркая, — плевать на боль от резких движений, — растирался потом полотенцем. Потом, уже у себя, — заваривал чай. Потом — пил. На сегодня у него оставались ещё кой-какие дела, но можно было не торопиться. Настроение — лёгкое, спокойное, замечательное такое настроение. Ватсон набросил на кровать плед и присел на него, держа в руке новую чашку чая. В дверь поскреблись.

— Заходи, Кент, — сказал Ватсон, не повышая голоса. Акустика в блочной общаге была как в большом дрезденском костёле.

— Привет, Ватсон, — сосед по кличке Кент проморгался красными глазками, стрельнул ими в сторону стола. Стол был пуст. — Слыхал, баба Роза, вахтёрша, вчера Колючего отделала? Шваброй, блин. Сломала, это, швабру. А и правильно сломала, прикинь, Ватсон, чего он с Люськой поссорился и опять хотел в окно выброситься? А окно на первом этаже и ещё на вахте, ну, у бабы Розы. И с решёткой же. — Кент посмотрел на Ватсона, ожидая реакции, не дождался, тяжело вздохнул и закончил безнадёжно: — Третий, блин, раз за неделю.

Ватсону, в принципе, нравились обитатели общаги. Была в них такая детская непосредственность, искренность и простота желаний. Русские дети Тортилья Флэт. Вот и сейчас все желания гостя читались на его мятом с похмелья, украшенном свеженьким фингалом лице. Но этика не позволяла Кенту перейти к главному вопросу сразу. Ватсон решил помочь:

— Проходи, сосед, присаживайся, выпьешь немного?

— Да с тобой, Ватсон, с удовольствием, — Кент, чтобы не оказать нечаянного неуважения человеку, у стола очутился моментально и присел, по-зоновски, на корточки. Табуретка была занята старой настольной лампой, а на кровать к хозяину комнаты садиться Кент счёл неприличным.

— Сергей, — Кент удивлённо посмотрел на Ватсона, по имени его называли редко, — ты лампу на пол поставь и располагайся. Держи вот. Выпей и закусывай.

Кент осторожно влил в себя щедро наполненный стакан. Аккуратно взял заскорузлыми пальцами из тарелки оставшейся со вчерашнего бастурмы. Понюхал пряную мясную пластинку, откусил немного, прожевал с видимым удовольствием:

— Ватсон, я, блин, тебе давно сказать хотел. Ты, это, хоть и двинутый, и болеешь, да, но ничего мужик. Человек, ага. А если хайло кто откроет, ты мне только маякни, я с их хайлом знаешь, что сделаю!..

— Спасибо, Сергей. У меня к тебе как раз просьба. Я, видишь ли, собираюсь по делам отлучиться. Денька, может, на два. Или на три. Так вот, держи ключ, и завтра зайди ко мне, посмотри, всё ли в порядке. Можешь прямо утром.

— Да ты чё, Ватсон? — возмутился Кент. — Да кто сюда полезет? Да и чё у тебя, в натуре, брать, а?

— Не важно, просто зайди. У меня в тумбочке бутылка портвейна стоит. Для тебя. А сейчас извини, я тут с бумажками покопаюсь немного. Что? Да, забирай, конечно, — ответил Ватсон на вопросительный взгляд Кента, брошенный им на остатки спиртного. — И мясо возьми. Лампу, э-э настольную, кстати, тоже. Мне она ни к чему.

И уже уходящему, нагруженному нежданными дарами, бормочущему благодарности Кенту Ватсон сказал:

— Олег Викторович. Так меня зовут, Сергей, — Олег Викторович Семёнов.

* * *

…а как красиво начиналось. Так тогда казалось: красиво. Ты можешь всё, и совсем не думалось, что все могут тебя. Хотя ты сопротивлялся. Разве? Да. Каждый раз ты старался начать сначала. С нуля. С нуля, наверное, потому, что так и не смог стать единицей? Или потому, что всегда оставался один? Фигня. Рефлексия. Игра словами. Обычная игрушка неудачников — игра словами. Посмотри на себя. Что ты? Ты имеешь право исправлять? А, по-твоему, кто имеет право? Брось, опять играешь словами. А что: любимая игра детства — мы все, а иногда даже папа, если приходил со службы рано, а мама его уговорит, пишем на вырванных из старых тетрадок листочках слово, и надо из него сделать много других слов. Новых. Ага, сейчас заплачу. Новое слово — новый мир. Ещё чуть-чуть, и ты изложишь популярную версию мудрости старины Оккама, потом последует компот путешествий во времени из Финнея, кактусов с кастанедами, шаманов с мухоморами, компьютерных чипов в башке, пердящей бензином абсолютно настоящей машины времени. Или вариант товарища Никиты Воронцова, как тебе? А, в общем, знаешь, на этот раз ты действительно потерял всё. Пробуй. Лягуш-хронопутешественник, блин.

Без кактусов с мухоморами, в некотором смысле, действительно не обойтись. Ну и что, что их заменяют несколько блестящих ампул. Спасибо вчерашнему бычку в кашемире. И фельдшерице со «скорой» — та часто продавала Ватсону «излишки». Передозировка, так это называется?

Ещё один компонент абсолютно индивидуального пользования для путешествия — боль. Прошлое, твоё прошлое, приходит особенно ярким, отчётливым, когда находиться в одном маленьком теле с болью вместе уже, кажется, невозможно. Особенно чётко тогда вспоминаются? проявляются? — не важно — определённые моменты. Ватсон давно понял, догадался, осознал ясно и сразу, что именно туда ему необходимо попасть.