Поль Робсон - [26]

В такие минуты режиссер сиял, репетиция останавливалась, и Поль смущенно выслушивал чрезмерно восторженные, по его мнению, похвалы Лайта. Сам он полагал, что роль не получается, и только боязнь подвести веривших в него людей удерживала его от желания бежать со сцены куда глаза глядят.

Вспоминая о первых репетициях «Крыльев», Поль рассказывал, что поначалу Лайт считал его безнадежным. Ему казалось, что режиссер, следуя рекомендации О’Нила, вполне удовлетворен чисто внешним, типажным сходством Робсона с его героем и этим намерен ограничиться, надеясь раскрыть сложные сюжетные ходы пьесы с помощью других, более опытных исполнителей.

Однако в действительности отношение Лайта к Робсону было иным. Конечно, он, будучи зрелым режиссером, хорошо видел все уязвимые стороны молодого актера, главными из которых были отсутствие школы и опыта. Но Лайт, как и Юджин О’Нил, сразу же уловил богатейшие природные данные Поля, которые с обретением элементарных навыков актерской техники уже в недалеком будущем позволят ему играть сложнейшие роли мирового классического репертуара. «Лайт был терпелив и кропотливо работал со мной, — писал Робсон в декабре 1924 года, — и любым успехом, которого я, возможно, достиг, я обязан ему. Я искренне надеюсь, что в будущем мне представится возможность работать под руководством этого талантливого художника».

Овация, устроенная по окончании спектакля его первыми зрителями, среди которых были Уильям Дюбуа, Теодор Драйзер, поэтесса Эдна Сент Винсент Миллей, драматург Сьюзен Глэспелл и другие представители американской творческой интеллигенции, свидетельствовала об успехе «Крыльев».

По-разному отнеслись к спектаклю театральные критики, неоднозначно восприняла пьесу О’Нила и негритянская аудитория. «Длинно и многословно», — резюмировал критик Роберт Бенчли, нехотя признавая наличие в «Крыльях» некой «скрытой сильнодействующей идеи». Многие рецензенты ухитрились увидеть в спектакле не что иное, как открытый призыв к бракам между черными и белыми. На всякий случай напомнив читателям о том, что смешанные браки запрещены в двадцати пяти из сорока восьми американских штатов, «театроведы»-расисты призвали на помощь великого Шекспира, который, по их мнению, убедительно показал в «Отелло» трагедию белой женщины, ставшей жертвой низменных страстей чернокожего ревнивца.

Радикально настроенная часть негритянской интеллигенции встретила пьесу О’Нила недоверчиво и даже враждебно. Драматурга обвинили в том, что он не смог отойти от установленных расистами канонов и показал негра существом низшего сорта, «рабом мелкой, развращенной и пустой белой женщины».

В декабре 1924 года Робсон ответил противникам «Крыльев» на страницах журнала «Опортюнити»: «Это пьеса огромной жизненной силы, пьеса, в которой высмеиваются предрассудки и подчеркивается человечность, или, по словам О’Нила, «общность» человеческого рода. Возражения против «Крыльев детей человеческих» хорошо известны. Лучшим ответом на эти возражения является реакция зрителей, которые приходят поиздеваться над пьесой, а уходят все в слезах, тронутые подлинной человеческой трагедией. Реакция негритянской аудитории… свидетельствует о весьма серьезных недостатках в развитии негритянской драматургии. Мы слишком эгоцентричны, излишне опасаемся показать все стороны нашей жизни, особенно те, в которых ощущается наибольший драматизм. Большинство представителей негритянского населения косо смотрит на любого из своей среды, кто осмеливается выступить против этих мелких предрассудков».

Работа же Робсона над ролью Хэрриса была оценена на редкость единодушно, как поклонниками спектакля, так и его противниками. Александр Вуллкотт назвал игру Поля «великолепной». «Робсон, обладающий сравнительно небольшим опытом и неискушенный в области драматического искусства, является тем не менее одним из наиболее выразительных, впечатляющих и убедительных актеров из всех, которых мне приходилось видеть и слышать в течение почти двадцатилетнего посещения театров в качестве театрального критика», — писал в «Американском Меркурии» известный реакционными взглядами Джордж Джин Натан, которого никак нельзя было заподозрить в симпатиях к пьесе О’Нила.

Не менее беспокойной оказалась судьба и другой пьесы О’Нила, которая репетировалась в «Провинстаун плейерс» одновременно с «Крыльями» и в которой Робсон также исполнял главную роль. Речь идет об «Императоре Джонсе» — самой странной, по мнению театральной критики, из пьес О’Нила.

Еще в 1920 году, когда Юджин О’Нил и Джеймс Лайт готовили первую постановку «Императора Джонса» с Чарлзом Гилпином, большинство критиков предрекали спектаклю неудачу. Безумие, говорили они, ставить пьесу, в которой действие в основном происходит в лесу, в которой нет любовных сцен, в которой в шести эпизодах палят из пистолетов и в которой, наконец, почти все время то тише, то громче звучат барабаны, нагнетая у зрителей чувство неуверенности и страха. Главное же возражение вызывал центральный персонаж спектакля — негр Брутус Джонс, беглый каторжник, волей белых колонизаторов ставший королем только что завоеванного Америкой вымышленного острова Лоанго. Может ли быть героем пьесы преступник, пренебрегший нормами человеческой морали и к тому же еще, по словам одного из его благодетелей, «ленивый, трусливый, жадный как акула»?