Поль Робсон - [14]

В Нью-Йорке есть на что посмотреть, есть чему подивиться. Будь то торговый центр с его громадными магазинами между 34-й и 54-й стрит, где неискушенный покупатель встретит товары, о существовании которых и не подозревал. Или Гринвич-виллидж, американская разновидность парижского Монмартра, где купаются в лучах славы признанные музыканты, литераторы, художники, актеры и находят пристанище пока еще не состоявшиеся гении. Известен Нью-Йорк музеями, культурными центрами, концертными залами, где можно удовлетворить самые прихотливые вкусы.

Знаменит и иной Нью-Йорк, метко прозванный «городом желтого дьявола», вместилище непостижимых человеческому рассудку противоречий и пороков, столица гигантского преступного синдиката «Коза ностра» («Наше дело»), созданного переселенцами из Италии — членами тайного сицилийского братства сообща с американскими коллегами-гангстерами. Загадочен и опасен город в тех жилых кварталах, что лежат между пристанями и складами Ист-Ривер и Гудзона и небоскребами делового и торгового центров. В полутемных улочках, среди старых домов и мрачных строений безраздельно властвует не знающая жалости мафия. Сравнительно неподалеку расположен еще один район, площадью всего в шесть квадратных километров, который также предпочитают обходить стороной нью-йоркские обыватели. Он находится между Ист-Ривер и Бродвеем с одной стороны и 110-й стрит и рекой Гарлем — с другой. «Здесь, на задворках преисподней, стоит Гарлем, помнящий прежнюю ложь, прежние пинки в зад, прежнее «будь терпелив», — все, что было…» — так писал о нем негритянский поэт Лёнгстон Хьюз.

Гарлем часто называют «гетто для черных», но на первый взгляд он ничем не напоминает замкнутую со всех сторон территорию, отведенную для принудительного поселения. Нет тут ни стен, ни колючей проволоки (изобретенной, между прочим, американским ковбоем Джеймсом Глидденом в 1874 году), ни грозных стражей, останавливающих при входе и выходе. Да и по внешнему виду Гарлем мало чем отличается от других жилых районов Нью-Йорка. Разве что пониже и победнее сложенные из грязно-коричневого кирпича дома с характерными наружными лестницами и крылечками, а на улицах, завешанных гирляндами из белья, заметно больше мусора.

Сумерки скроют мусорные кучи и запыленные окна, провалы пустырей и бесформенные громады свалок, но ненадолго. Все восстановится, когда зажгутся уличные фонари, и их яркий желтый свет растворит темноту.

Но даже при таком освещении случайно или по делам забредшего сюда прохожего ни на минуту не покинет предчувствие опасности. Угроза может исходить от миловидной стройной негритянки, с нарочито безразличным видом стоящей рядом с металлической бочкой, из которой выбиваются язычки горящего мазута. Не столько опасна эта гарлемская жрица продажной любви, сколь опасен ее дружок-покровитель, готовый обобрать до последней нитки возможного клиента. Лучше обойти стороной и группу молодых негров, столпившихся у дверей отеля «Брэддок». Кто знает, что на уме у этих ребят. Ждут ли они очередного постояльца, чтобы поднести его чемодан, услужливо открыть двери, сбегать за такси и получить положенные чаевые? Или эти парни, уже неспособные жить без опьяняющей силы наркотика, пытаются определить среди редких прохожих того, кто безропотно даст увести себя в темную подворотню, где с унизительной поспешностью отдаст все, что сгодится для обмена и покупки кокаина, морфия, героина? Жажда продлить болезненное возбуждение лишает воли, разума, доброты, нередко заставляет совершить самое страшное из преступлении — лишить жизни себе подобного…

В двадцатые годы у Гарлема была иная слава. Именно сюда во время первой мировой войны и после ее окончания устремились десятки тысяч негров со всех концов Америки. Одни приехали в Гарлем с надеждой, что промышленному Северу потребуются их сила, ловкость и выносливость, другие — получить образование в школах, колледжах, университетах, не столь сильно, как на Юге, зараженных расизмом. В Гарлеме собрались лучшие представители негритянской творческой интеллигенции, которые горели страстным желанием показать Америке, да и всему миру, на что способен угнетаемый и бесправный народ. В истории негритянской культуры начался период, впоследствии названный «Гарлемским возрождением».

Американские читатели, к удивлению своему, обнаружили, что авторы понравившихся им очерков и статей Ален Локк, Горас Мэн Бонд, Мери Черч Теллер или Келли Миллер обладают темной кожей, но от этого они пишут не менее увлекательно и остро, чем белые публицисты.

Крупнейшие американские издательства, «Харпер», «Макмиллан», «Викинг», «Харкорт» публикуют прозу и поэзию Уильяма Дюбуа, Чарлза Чеснота, Ленгстона Хьюза, Клода Маккея, других авторов. В литературе США появляются новые герои, новые темы, раскрывающие богатство и свежесть негритянского фольклора, показывающие нравственную чистоту, благородство души и здравый ум чернокожего народа Америки. Негритянские литераторы обращаются к прошлому, повествуют о жизни свободных предков на африканской прародине, о подвигах темнокожих воинов в годы войны между Севером и Югом.