Покушение на Еву - [2]

И они отправились дальше, держа в памяти наводчика – младшего сержанта Леда, который, по-видимому, уже отвоевал свое.

* * *

А потом они засекли подвижный патруль, и стало очень жарко: маленький компьютер, размещенный под воротником, едва-едва поспевал изменять микроклимат обмундирования, потому что патруль их тоже засек. И была битва, но их стрелковое оружие имело в полтора раза более высокие показатели в начальной скорости пули и в скорострельности тоже, и наводилось оно более умелыми руками и наметанным глазом. Вот только вражеская автоматическая шестистволка зацепила Макрака, и, несмотря на многослойный шлем, он лишился головы. Зато они уложили весь патруль, наверное, целый взвод, только не такой, как у них, а старой армии, когда там было человек тридцать.

Но все это не радовало, и, видимо, верховное командование, пьющее кофе на высоте десяти километров и в тысяче этих же единиц от внепланового боя, решило, что внезапность всей затеи потеряна, а потому операцию следует свернуть, но было уже несколько поздно, поскольку истребленный патруль, до того размещенный в двух бронетранспортерах, успел передать о своей находке кому-то еще. И очень скоро их атаковал вертолет. И хотя о его приближении они узнали заранее, по картинке, выданной с летающего командного пункта, и успели еще более рассредоточиться, и Хонка уже сидел, затаившись, нацелив в небо свою ракетометающую трубу, – это мало помогло. Вертолет превосходил их в подвижности и подкрался на совсем малой высоте. Дальность его оружия превосходила их возможности, поэтому первое слово было за ним. И рвались вокруг НУРСы, и ложились костьми солдаты, задраенные в титановую броню, как древние рыцари под градом тяжелых арбалетных стрел. И с каждой новой детонацией неуправляемого ракетного снаряда гасли на пульте в летающей воздушной крепости, крейсирующей в стратосфере, индикаторы состояния здоровья, гасли и гасли, один за другим. И лежал, свернувшись, но внутри своего скафандра разорванный в куски Хонка, успевший выпустить две ракеты из трех возможных. И уже все они палили в небо с упреждением, следуя подсказкам компьютеров, но их сверхбыстрые пули, разгоняемые чудовищными импульсами тока, были слишком легки против этого древнего реликта с бронированным днищем. Но они запутывали его, выбрасывая дымовые шашки, и большинство его медленных пуль и ракет зазря пахали землю. И в конце концов он обиделся и сбросил три бомбы, а затем гордо удалился, видимо, прикончив весь наличный арсенал. И там, в нарезающем петли атомно-приводном командном пункте, уже много-много суток дежурившем в этом районе, у десятков офицеров, сидящих перед экранами, посерели лица, потому как все индикаторы, за исключением двух, потухли, а у этих оставшихся автоматические передатчики выдавали предсмертное состояние, и некому было оказать помощь, потому как район боя находился на подконтрольной средствами ПВО противника территории, а именно из-за этих средств и разгорелся сыр-бор.

* * *

Александр не доставал бинокль, опасаясь выдать его блеском свое местоположение. Стекла оптического прибора были обработаны специальным составом, практически не дающим отражения, однако он все равно боялся. Во всем случившемся было слишком много совпадений, он знал, что беда обычно не приходит одна, но в этом случае неудача явно выплескивалась через край: еще никогда он не терял в течение часа прямого начальника и всех до единого подчиненных. Происшедшее пахло предательством, если только разведка не врала насчет их технологического превосходства над противником. Но он не смотрел в бинокль не только по этой причине: там, среди лежащих в траве людей, вполне возможно, еще были в некотором роде живые солдаты. А поскольку это были его солдаты, он страшился узнать об этом наверняка, потому как тогда долг заставил бы его ввязаться в новую драку, а исход ее в сегодняшнем случае был предрешен. Там, всего в километре от него, местность прочесывала вражеская пехота.

Он лежал не шевелясь, и ему было удобно, костюм был сработан со знанием дела: где надо – мягко, где надо – твердо. Всю внешнюю связь он вырубил, этим он лишал себя возможности спастись начисто, там, на летящем за две тысячи километров командном пункте, его могли посчитать погибшим, однако он мало верил в то, что помощь извне поступит, зато вражеская аппаратура не могла теперь его запеленговать. Перед рейсом им внушали, что это практически невозможно, однако последние события наглядно позволяли в этом усомниться. Из всей имеющейся в его, похожем на скафандр, одеянии аппаратуры в настоящий момент функционировала только система поддержания микроклимата, поэтому его телу было очень комфортно, а вот душе...

Он видел, как солдаты противника находили трупы. Он не мог их отсюда слышать, хотя в его комплекте находились приставные ушные раковины величиной с небольшую тарелку каждое, но он не стал шевелиться, доставая их. Он знал, что материал его одежды почти не поддается обнаружению в радио– и инфракрасном диапазоне, поэтому он надеялся пока выжить. Он пережил своих коллег уже на два с половиной часа, он видел, как их грузили в крытые брезентовым тентом машины, но он не ведал, нашли ли эти черные парни всех и знают ли они, сколько их должно быть. Он очень надеялся, что не знают. Когда на его внутреннем недисплейном изображении потухли все индикаторы здоровья, а два показали смертельно опасное поражение, он понял, что внешняя связь ему больше не нужна, и сложил расположенную на шлеме-маске антенну, а затем совсем выключил передатчик.