Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка - [135]

— Но тогда почему военные моряки до сих пор не бывали в таких плаваниях?

— Видно, не было причин, — помедлил с ответом Лисянский. — А без причины Адмиралтейство не раскошелится, слишком дорого.

— Выходит, снаряжение морской экспедиции выгодно всем, — подытожил Резанов, — а главное, полезно России. Наша встреча, несомненно, будет плодотворной, Юрий Федорович. Мы, собственно говоря, начали переговоры с одним моряком, Макмейстером. Он бывалый шкипер, знаком с плаванием по восточному океану и согласен работать у нас в Америке.

— Агличанин?

— Да, но несколько лет работает в России.

— Я должен сказать, господа, что выбор ваш неудачен, агличане косо смотрят на наши американские владения и считают, что они должны принадлежать Великобритании. В Лондоне тщательно собирают все, что относится к Русской Америке, и я уверен, что Макмейстер не откажет своим соотечественникам в подробной информации. Вы меня поняли, господа?

Компаньоны снова переглянулись. В ответ на пристальный взгляд Резанова директор Булдаков слегка наклонил голову.

— Мы согласны, Юрий Федорович. Приглашать Макмейстера нам не с руки. Компания купит хороший корабль, отправит его в кругосветное плавание с грузом необходимых товаров на остров Кадьяк. Мы рассчитываем на вас, Юрий Федорович. Вы согласны командовать нашим кораблем?

Лисянский едва сдержал радостное волнение.

— Согласен, господа, спасибо за доверие. — Лисянский встал и склонил голову.

— Ну, тогда по рукам. — Булдаков протянул свою огромную ладонь.

Поздравили Лисянского и остальные компаньоны.

Когда уселись, беседа возобновилась. Теперь она стала более откровенной. На вопросы Юрия Федоровича главный директор едва успевал отвечать.

— Я с большой охотой пойду в такую экспедицию, — еще раз сказал Лисянский, получив самые исчерпывающие объяснения. — Но… — он запнулся.

— Что вы хотите сказать, Юрий Федорович?

— Я не могу назвать ни одного корабля в Балтийском флоте, на котором бы решился выйти в кругосветное плавание.

Шелихов и Булдаков с удивлением переглянулись.

— Но почему, объясните нам, Юрий Федорович. Мне часто попадаются на глаза военные судаnote 2[81] в Кронштадте и на Неве. Они производят грозное впечатление.

— Да, выглядят они грозно, и пушек много. Но сделаны очень плохо. — Лисянский махнул рукой. — Наши кораблестроители строят флот из сырого леса. А это большое зло. Бывает, что корабельные члены скрепляют не сквозными болтами, а гвоздями, и даже деревянными. В шторм обшивные доски расходятся, и опасная течь в корпусе считается обычным делом… Стыдно сказать, но на нашем флоте все еще для защиты судов от морских червей и от обрастания подводную часть обкладывают слоем шерсти и по ней обшивают дюймовыми досками. Позвольте заметить, что скорость от этого резко падает.

— А как надо делать? — спросил Булдаков.

— Агличане обшивают борта листовой медью. На кораблях, — горячился Лисянский, — плохие якорные канаты, плохой такелаж и паруса.

— Юрий Федорович, но как сопоставить то, что вы говорите, с блестящими победами нашего флота в Средиземном море? — спросил хозяин. — Адмирал Ушаков разгромил французов, моряки показали примеры бесстрашия…

— Разве я чем–нибудь хочу опорочить славу русских моряков? Нет, я глубоко чту их подвиги. Трудно найти во всем мире более ловкого, смелого и сообразительного матроса, чем русский матрос. Но корабли построены плохо, и порядка нет. Да и не может быть иначе при негодном начальстве, когда флотом командуют бездарные иностранцы.

— В Петербурге был слух, — сказал Николай Петрович, — что в прошлом году много наших военных кораблей пришли в совершенную негодность на пути в Англию.

— Это правда, флот требует твердой, но дружеской опеки, — продолжал горячиться Лисянский. — Нужна перестройка Адмиралтейства. Беспорядки в управлении — главное зло. Я поражаюсь, почему печальное положение флота скрывают от императора.

— Это не совсем правильно, Юрий Федорович, — вмешался Резанов. — В прошлом году мне попался указ Павла Петровича. Запомнил его наизусть. «С восшествием нашим на прародительский престол приняли мы флот в таком ветхом состоянии, что корабли, составляющие оный, большей частью оказывались по гнилости своей на службу неспособными». Видите, многое все же известно.

— Известно?! Но почему же все остается по–прежнему, дорогой Николай Петрович? На наших кораблях продолжают класть кирпичные печи, тогда как железные камбузы давно ставят на аглицких кораблях. На наших якорях невозможно спокойно стоять даже на закрытых рейдах. Они неудобны и легковесны…

— И я слышал о недавних кораблекрушениях на Балтийском море, — вставил Михаил Матвеевич.

— Вы не знаете подробностей. Мне стыдно говорить. Они ужасны…

— Мы знаем и о хищениях на флоте, Юрий Федорович, — потирая виски, произнес Резанов. — Некоторые командиры злоупотребляют своим положением и часто прикарманивают даже кормовые деньги. За счет матросского желудка офицеры строят себе дома и наживают капиталы. Матросы, словно крепостные, работают в домах и огородах у командиров… А нравы господ офицеров — страшная грубость, кулачная расправа на судах…

— Тяжело признаться, но во многом вы правы.