Покоренный Кавказ (сборник) - [78]

Несмотря на победу, русские не были в силах удержаться в крепостях и, стало быть, в их краю. Поэтому Гудович ограничился только уничтожением обеих твердынь. Анапа и Суджук-Кале были сровнены с землей, и русские после этого ушли обратно.

В. А. Потто так говорит о штурме Анапы: «Кровопролитный анапский штурм, совершенный годом позднее измаильского, хотя и не получил такой же громкой и всеобщей известности, но, по справедливости, стоил Гудовичу едва ли не больших усилий, чем измаильский Суворову. Довольно сказать, что Измаил был окружен со всех сторон русскими войсками, тогда как Гудович мог обложить Анапу только с сухого пути, а с моря она имела возможность всегда получить подкрепление. Суворов знал одного неприятеля, бывшего впереди его на стенах крепости, а Гудович поставлен был между двумя огнями и бился лицом в две разные стороны; при неудаче Суворов мог всегда отступить, Гудович был окружен и в случае отступления неминуемо погиб бы со всем своим отрядом».

Императрица щедро наградила всех героев штурма. Гудович получил орден Святого Георгия 2-й степени и золотую, украшенную лаврами шпагу.

Кроме уничтожения двух могучих крепостей, было и еще одно в высшей степени благоприятное последствие взятия Анапы: в Анапе был захвачен наконец шейх Мансур, по своему влиянию на горцев стоивший, пожалуй, столько же, сколько и самые крепости. Мансура отправили в Россию, где его представили императрице. По одним источникам, этот загадочный человек умер и похоронен в Шлиссельбургской крепости (Дубровин), по другим (Потто) – в Соловецком монастыре.

По своем возвращении на линию Гудович занялся гражданским устройством. Были тут у него и удачи, и неудачи. Так, взбунтовались донские казаки из-за того, что Гудович насильно хотел расселить их на линии. Этот бунт потребовал подавления с помощью регулярных войск. Донцы все-таки были поселены, но явились теперь по собственному своему желанию. Они образовали Кубанский линейный казачий полк и расселились в крепостях Усть-Лабинской, Кавказской и станицах Григориопольской, Прочноокопской, Темнолесской и Воровсколесской. Таким образом, в Предкавказье явился новый оплот русского могущества.

Гудовичу же удалось провести некоторые преобразования в Малой и Большой Кабардах, где он устроил более правильные суды, ограничив своевольство отдельных личностей; при этом же наместнике персы уничтожили последнее русское торговое поселение при порте Энзели; при нем же выведены были из Грузии все русские войска и уничтожены все укрепления, построенные Павлом Потемкиным по дороге в эту страну.

Очерк шестой К порогу Индии

…Один старик седой,

Развалин страж полуживой,

Людьми и смертию забыт,

Сметает пыль с могильных плит,

Которых надпись говорит

О славе прошлой – и о том,

Как, удручен своим венцом,

Такой-то царь, в такой-то год

Вручал России свой народ.

И Божья благодать сошла

На Грузию! Она цвела

С тех пор в тени своих садов,

Не опасаяся врагов,

За гранью дружеских штыков.

М. Ю. Лермонтов

«Ужас Ирана»

Отозванием своих войск Россия как бы отказалась от приобретенных ею прав на Грузию, и этим сейчас же воспользовался шах персидский Ага-Магомет-хан.

Этот «ужас Ирана», как его прозвали современники, этот правитель, который по своим способностям мог бы украсить собою престол, в то же время по свойствам своего характера отличался безумно свирепою жестокостью. Кастрированный по приказанию шаха Надира, он перенес ненависть за свое уродство на все человечество, и, живи этот изверг в другое время, его кровопролития затмили бы собой ужасы Тимура и шаха Аббаса…

Ага-Магомет-хан давно уже добирался до Грузии, царя которой Ираклия он считал своим личным врагом, и лишь одно присутствие русских удерживало его от нашествия. Русские покинули несчастную страну, и Ага-Магомет сейчас же поднял свои орды. Начал он с того, что ханов Эривани и Ганжи, за сорок лет до того признавших власть грузинского царя, заставил возвратиться в его подданство. Из закавказских владельцев только хан шушинский отказал Ага-Магомету в повиновении; тогда под предлогом наказания этого хана Ага-Магомет двинул свои орды в поход, не скрывая, впрочем, того, что он идет на Ираклия…

Шушинский хан Ибрагим, непокорность которого Ага-Магомет выставлял причиною своего похода, был вернейшим союзником русских. Во всем Закавказье только один этот владетель понимал, что с русскими лучше дружить, чем ссориться, а ссора была бы неизбежна, если бы Шуша передалась персам. Да и, кроме того, хан был уверен, что его шушинская крепость неприступна. Действительно, ее как бы создала сама природа. Она возвышалась на отвесных скалах и неприступных кручах, и к ней вела столь незначительная тропка, что здесь, как в древних Фермопилах, достаточно было нескольких человек, чтобы сдержать и не допустить сделать шаг вперед огромной армии. В этом своем неприступном гнезде Ибрагим-хан чувствовал себя совершенно спокойно и слал насмешливо-ядовитые ответы Ага-Магомету. Тот, даже в гневном ослеплении своем понимая, что Шуша действительно неприступна, рассыпался в яростных угрозах.

– Нагайками моей кавалерии будет закидано все Шушинское ущелье, – приказывал он передать Ибрагиму, – а все-таки я доберусь до ее хана!