Покоренный Кавказ (сборник) - [65]

Медем был безусловно храбрый генерал, но администратору для того, чтобы быть на высоте своего положения, необходимо еще обладать тактом и в особенности умением ладить с людьми. Генерал повел себя чересчур высокомерно с калмыцким ханом Убашою, этим неоценимым союзником русских, в отношении которого генерал имел высочайшее повеление действовать так, чтобы Убаша даже и не замечал своей подчиненности русским. Он стал делать хану резкие замечания, даже выговоры, и разобидевшийся Убаша, считавший себя владетельным лицом, а Медема – простым генералом, оставил Прикавказье, а в 1771 году перебрался с 28 тысячами кибиток через зауральские степи в пределы Китая.

Последствия ухода калмыков сказались немедленно. В том же 1771 году черкесы сделали набег на земли Войска Донского и начали там разорять казачьи станицы, так что понадобились регулярные войска, дабы прогнать их обратно за Кубань. Мало того, уход калмыков связал Медему руки. Отряд его войск был слишком незначителен для наступательных действий; приходилось стоять на линии, и это бездействие продолжалось около трех лет. А между тем в конце 1773 года Порта послала на Кубань свои войска под начальством крымского хана Девлет-Гирея, занявшего Тамань и укрепившегося в ней. Уже в начале следующего года Девлет-Гирей начал решительные действия, прежде всего направившись на преданных России татар-ногайцев. Однако среди последних совершенно случайно оказался русский кавалерийский отряд под начальством подполковника Бухвостова. Русские, нападая сами, а не дожидаясь нападения, трижды разгромили надвигавшиеся на них турецкие и крымские полчища. В особенности замечательна третья и последняя битва, в которой турками и крымцами предводительствовал сам хан Девлет-Гирей. В этой битве отчаянный натиск будущего героя Отечественной войны, тогда еще казачьего полковника, Платова решил битву. На глазах татар Едичанской орды тысяча русских погнала двадцатипятитысячную вражескую армию. Едичанцы, дотоле бездействовавшие в ожидании, кто возьмет верх, русские или турки, теперь сами накинулись на последних. Преследование велось горячо. Бухвостов последовал за разгромленными войсками противника в Закубанье и взял сильнейшую крепость Копыл. Но тогда на помощь туркам поднялись кабардинцы и, соединившись с ними, кинулись было на линию. В этот набег и произошла знаменитая оборона Наурской станицы казачками. В отмщение за него казацкий атаман Савельев кинулся за Терек и разгромил чеченцев, спешивших на помощь кабардинцам; Бухвостов в это же время громил турок за Кубанью, а Медем уничтожил остатки войск Девлет-Гирея.

Заключенный 10 июля 1774 года Кючук-Кайнарджийский мир остановил военные действия. По этому миру границею России на Кавказе стала Кубань и, кроме того, Турция отказалась от своих притязаний на Имеретию и Грузию, которые, таким образом, перешли в сферу русского влияния.

Медем оставался на Кавказской линии до весны 1777 года.

Мир, заключенный с Турцией, не распространялся на Кавказ. Покоя там по-прежнему было мало. В Кабарде и около нее было тихо, но эта тишина была только относительною. Кабардинцы, черкесы, чеченцы, татары-ногаи в прикубанских степях только что не были в открытом возмущении. Поселенцам-казакам постоянно приходилось быть начеку. Партии горских разбойников то и дело врывались за линию, грабили, угоняли скот, жгли станицы и, неуловимые, скрывались обратно в своих горных трущобах.

С большей откровенностью вели себя народцы Приморского Дагестана и Южного Закавказья. После удаления русских за Терек всех уцмиев, кадиев, беков, султанов, наконец, шамхала сдерживать было некому. Лезгины также признавали себя ни от кого не зависимыми и, группируясь около аварцев, то и дело кидались на грузин, не забывая в то же время и русских.

Случилось так, что в 1774 году уцмий каракайтагский захватил возвращавшегося через Дагестан из Персии известного ученого того времени академика Гмелина, путешествовавшего на Восток с научной целью. Этот захват был совершен с помощью вероломства. Уцмий заманил к себе Гмелина в качестве гостя, а когда тот прибыл к нему, немедленно выдал его лезгинам. Лезгины потребовали с русского правительства за Гмелина выкуп в 30 тысяч рублей. В Петербурге было решено сперва повести переговоры, но Гмелин умер, не дождавшись конца их. Тогда императрица приказала Медему наказать уцмия. Тот явился в Дагестан и так разгромил уцмийство, что долго после этого матери-лезгинки пугали его именем беспокойных детей.

Однако в дальнейшем Медем повел себя с величайшей бестактностью. Он захватил Дербент, принадлежавший персам, и нашел нужным помочь Фет-Али-хану кубинскому в его войне с горцами, послав против последних отряд с малоопытным офицером Криднером во главе, едва не погубившим весь свой отряд в Табассаранских горах и потерявшим в бою с горцами два знамени. Вскоре обстоятельства доказали, что Фет-Али никоим образом не заслуживает внимания русских. Он разграбил возвращавшееся из Персии русское торговое судно и, чтобы скрыть свое преступление, приказал перерезать всех находившихся на нем людей. Медем в это время был уже на линии, где ему пришлось усмирять возмутившихся в его отсутствие чеченцев. Только этим он избавился от больших неприятностей, явившихся следствием преступления кубинского хана. Из Петербурга было приказано оставить Дербент, и Криднер, начальствовавший в нем по отбытии Медема и считавшийся благоприятелем Фет-Али-хана, был отдан под военный суд и разжалован в солдаты.