Покорение Средней Азии. Очерки и воспоминания участников и очевидцев - [33]

Была чудная весенняя ночь – такая ночь, какие и здесь, в Средней Азии, выдаются на редкость. Полная луна стояла в небе, было так светло, что читать можно было почти без затруднения. Удушливые, отнимающие сон летние ночи еще не начинались, и в воздухе было прохладно.

Отряд наш вытягивался по узким улицам Самарканда. Пехота шла молча, без песен и говора, тяжело переступая по вершковой пыли. Сильно клонило ко сну, и солдаты на ходу дремали. Все ворота были наглухо заперты, и в городе царствовала мертвая тишина; изредка только выскочит тощая дворовая собака и с хриплым лаем пробежит по плоской крыше, провожая мелькающий перед ее глазами ротный значок. Колеса орудий и ящиков глухо гремели по камням. Пестрые джигиты-киргизы и афганцы, щелкая нагайками по тощим бокам своих лошадей, пробирались вплотную к стенам, обгоняя пехоту. Офицеры, распустив поводья, клевали носом, сидя на мягких казачьих седлах. Скоро подошли к городским воротам; здесь находилась маленькая базарная площадка с запертыми лавочками и пустыми навесами. Четыре оборванных сарта с большими бубнами в руках сидели на корточках под навесом, угрюмо глядя на проходящих солдат; ни один мускул не пошевелился в этих типичных, резко очерченных лицах, и казалось, что они совершенно равнодушно относились к шуткам и остротам гяуров, сыпавшимся на них из шедших мимо рядов. Это был один из туземных городских караулов, обязанность которых была обходить базары и улицы и караулить по ночам городские ворота. Сзади, от хвоста колонны, послышались крики: «Направо, налево раздайся!» Пешие прижались к стенам, очищая дорогу, конные ускорили шаг. Показалась небольшая группа верховых, которые ускоренным шагом, почти рысцой, обгоняли отряд. Это был начальник отряда полковник А-в. Он ехал впереди на красивой рыжей лошади, вполголоса здороваясь с людьми и слегка кивая своей белой фуражкой; два-три офицера и несколько казаков рысили за ним тесной кучкой; над конвоем развевался большой полосатый значок, тень от которого длинной полосой бежала по плоским крышам. Скоро весь отряд, пройдя под темными, массивными воротами, выбрался из города и втянулся в окрестные сады. Дорога стала значительно шире; по сторонам тянулись довольно высокие глиняные заборы, из-за которых виднелись развесистые, курчавые верхушки фруктовых деревьев. Громадные туты, сплошь покрытые белыми ягодами, бросали на дорогу густую, непроницаемую тень. Часто попадались отдельные садики с квадратными прудиками посередине, обсаженные высокими, кудреватыми карагачами; сквозь темные массы зелени виднелись жилые дворы, обнесенные высокой зубчатой стеной, часто с затейливыми украшениями, вырезанными по сырой глине. Везде по сторонам, сквозь яркую зелень засеянных клевером полей, серебрились узкие арыки, по которым с глухим журчанием бежали мутные потоки воды; такие же арыки, но только значительно шире, поминутно перерезали дорогу, и через них вели ветхие, полуразвалившиеся мостики. В воздухе пахло медовым запахом тутовника. Целый град ягод сыпался на пыльную дорогу при каждом ударе штыка о низко свесившиеся ветви. Красноватый шар луны спустился к самому горизонту, и на нем ясно рисовались далекие горные вершины. Вся восточная сторона неба подернулась бледным золотистым светом, а через час ослепительно блеснули яркие, огненные лучи и погнали перед собой по целому морю изумрудной зелени легкую дымку утреннего тумана.

Скоро мы выбрались из садов, которые по этому направлению тянутся почти на пятнадцать верст от городских стен. Необозримые поля, засеянные клевером, пшеницей, рисом, виднелись всюду, куда только хватал глаз; кое-где возвышались насыпные курганы, желтели низенькие стенки из глины и отдельно разбросанные небольшие садики. Около дороги лежало довольно большое, взрытое и заросшее бурьяном, мальвами и разными сорными травами, пространство, усеянное продолговатыми, белыми и темно-серыми каменными плитами; над некоторыми из них торчали шесты с повешенными тряпками и железными зубчатыми наконечниками – это было кладбище с бесчисленными могилами правоверных. В стороне видны были два кургана, на вершинах которых сложены были грубые подобия мавзолеев, осененные бунчуками из конских хвостов и медными, пустыми внутри, шарами, висящими на тонкой проволоке: здесь покоились те, которые еще при жизни получили высокий сан святых – столпов мусульманства. Мы прошли еще верст пять и, спустившись в небольшую лощину, расположились на привал по берегам довольно широкого арыка с мутной, землистой водой. Обозы с трудом вытягивались на противоположную возвышенность и, выстраиваясь рядами, распрягали лошадей; офицерские повозки катились к своим частям; казаки ставили на приколы своих запыленных и отряхивающихся лошадей. Скоро то там, то сям затрещали веселые огоньки и потянулись голубоватые струйки дыма; оживленный разговор слышался со всех сторон, весь берег арыка усеян был умывающимися солдатами.

Недолго отдыхали мы на этом месте. Скоро барабаны затрещали подъем, люди поднялись и выстроились, артиллерия впрягла лошадей, и мы тронулись снова. Впереди, за лентой полей, виднелся прелестный голубой хребет Самарканд-Тау, подошвы которого рисовались большими темно-синими пятнами; нам говорили проводники, что это были заросшие садами ущелья Ургута. Странно, что мы по дороге совершенно не встречали никого из жителей, даже в полях не видно было ни одного человека; казалось, что жители бежали от нас и оставляли на полях работы при первом появлении вдали, на дороге, белой ленты нашего отряда со сверкающими на солнце черточками штыков.