Покорение - [7]
Никогда. Что бы сказала сестра Франциска? Или донья Матильда? Кармен решительно отбросила эти недостойные мысли и уставилась на луну. Хуан! — она должна думать только о Хуане Энрико Дельгадо, в нем смысл ее долгого путешествия. Но Хуан так далеко (опять этот голосок, такой жалобный сейчас!), а приключение так близко…
И девушка решилась. Без дальнейших размышлений она вскочила, схватила темную накидку и на цыпочках вышла из комнаты.
— Женщину, — пробормотал Мигель Бака, — хочу женщину.
Другой солдат, высокий и смуглый, только удивленно вскинул брови, взглянув на своего тщедушного приятеля. Мигель отличался от других солдат. В испанскую армию обычно не брали таких хрупких парней. Его тщедушность была наследием голодного беспризорного детства, которое он провел среди воров, попрошаек и прочего отребья города Мехико. Бездомный парень считал день, когда его забрали в солдаты (пятнадцати лет от роду), вторым счастливейшим днем своей жизни. Первым счастливейшим днем был тот, когда Ортенсия Амига, известнейшая в Мехико проститутка, пригласила его в свою постель — бесплатно.
— Пойдем в таверну. Я найду там какую-нибудь.
Его приятель только пожал плечами и последовал за ним.
Дверь таверны открылась, звуки музыки вырвались наружу, и яркий желтый свет озарил грубые лица обоих солдат. У Мигеля были черные испанские глаза, а у его товарища холодновато-голубые. Его лицо было коричневым от загара, а длинные, до плеч, черные волосы отливали синим блеском в ярком желтом свете таверны.
Бака направился к столу, за которым играли в карты трое солдат. Его спутник с холодным выражением лица последовал за ним. Сидевшие за столом дружно приветствовали Мигеля, сдержанно кивнули его товарищу. Оба вошедших сели.
Очевидно, друзья Мигеля уже давно сидели в таверне. Их кружки были полупусты, а речи бессвязны. Пришедший с Мигелем мужчина с тем же каменным выражением лица скучающе поглядывал по сторонам, остальные продолжали пить. В углу таверны двое музыкантов пели и играли на маракасах и гитаре. Женщина танцевала, ее красота отражала очаровательное сочетание черт, унаследованных от индианки-матери и испанца-отца. Ее движения были быстрыми, живыми и отточенными, взгляд темных глаз — безразличен и полупрезрителен. Бака следил голодными глазами за каждым движением ее мелькающих ног и грудей.
— Забудь об этом, — невнятно пробубнил один из собутыльников Мигеля. — Хосефита даже не глядит на солдат.
— Мои деньги не хуже, чем у других мужчин, — насупился Бака.
— Ты солдат. Хосефита нас ненавидит.
— Я слышал совсем другое. Мне говорили, что Хосефита любит нас.
— Это было на прошлой неделе — до того, как один проклятый солдат разбил ее сердце и стащил у нее деньги. Теперь она не хочет даже глядеть на нас, — слезы появились на глазах рассказчика при упоминании о бессердечии Хосефиты.
— Сукин сын, — вздохнул Бака, снова усаживаясь на стул. — Думаю все же, что через неделю она снова полюбит нас, но тогда меня уже не будет в городе.
Остальные мрачно покивали и продолжали следить за красивыми длинными ногами Хосефиты, которая все плясала, постукивая в такт каблучками.
— Куда подевались все женщины в этом городе? Я ни одной не видел, — голос Баки стал совсем жалобным.
— Их заперли дома, — объяснил один из мужчин, — мужья, любовники, дуэньи, матери…
Бака сделал еще глоток. С грохотом поставил кружку и встал. Слегка качнувшись, он повернулся к человеку, который пришел в таверну вместе с ним:
— Ты пойдешь?
Молчаливый солдат вскочил и двинулся к двери. Следом за ним вышел Бака. Трое солдат подождали, пока закрылась за ними дверь.
— Проклятый индеец, — пробормотал один.
— Однако он силен, сукин сын, — покачал головой другой, — не хотел бы я схлестнуться с ним.
Остальные согласно покивали. Один из сидевших надолго присосался к своей кружке, потом проговорил:
— И как только Бака его переваривает…
Громкий хриплый рык прервал это замечание:
— Нет, удивительно, что апач терпит Баку. Бака — мелкое грязное животное, лживое к тому же. На все готов ради денег. Ему нельзя доверять.
— Что же их сблизило?
— Общее отношение к ним окружающих — никто не хочет разговаривать с апачем, и никто не любит Баку.
— Апач спас жизнь Баке. Огромный бык, вожак стада, чуть было не забодал Баку. Вот почему он так учтив с апачем. И Бака никогда не попытается его обмануть, будьте уверены; он его очень уважает. Вот почему сейчас он так быстро заткнулся…
— Сеньоры, — промурлыкал нежный голос.
— Хосефита! — хором воскликнули мужчины. Один из них пододвинул ей стул, на котором только что сидел приятель Баки. Он раскрыл женщине свои объятья:
— Ко мне, любовь моя! Ты опять нас любишь, это правда?
— Да, — пробормотала Хосефита, лицо ее привычно улыбалось, а мысли мешались в голове. Младшая дочь, Кончита, была больна, и сейчас у нее высокая температура. Две старшие, наверное, совсем потеряли голову, оставшись одни с больной сестренкой. К тому же в доме совсем нет еды. Черт ее дернул привести в дом этого вора. Она была так уверена, что он останется… Она улыбнулась еще шире трем очарованным ею мужчинам. Ее глаза сверкнули:
