Покончить с неприступною чертой... - [3]
Ночь на вершину Нево улеглась.
Плачут гиены, в песках затаясь.
А песенка ищет друзей:
«Так далеко!»
И эхо с Синая откликнулось ей:
«Как далеко...легко... легко... легко...»[8]
Последний куплет песни Дов просвистел ещё раз без слов. Звучала она задумчиво и очень мелодично. Мы оба помолчали.
– Скажи, Довале, а что же Красная скала, – напомнил я, – с которой "никто обратно не пришёл живым"? Ты ведь говорил, кто-то вернулся?
– Разве я не сказал? Тот же Меир Горовиц, hар-Цион!
– Ты кончил на его походе с сестрой к Кинерету. Ему было 17 лет...
– Да, а через 2 года, в апреле 53-го он вместе с подругой Рахель Сабураи сходил пешком в Петру. К югу от нас есть одно место – Беэр-Менуха. Там они пересекли границу, дошли до Петры и целыми-невредимыми вернулись обратно. Меир hаp-Цион сразу стал кумиром молодежи, а в 1955 году поэт Хаим Хефер и композитор Йоханан Зарай написали эту самую песню. С 1953 по 1962 год семь групп пытались повторить поход Меира и Рахели, но бедуины и легионеры были уже настороже. Ребят убивали... Двенадцать человек погибли, и правительство стало с этими походами бороться. Вокруг Беэр-Менуха стали задерживать всех "подозрительных" молодых людей. А песню "Красная скала" запретили исполнять по радио.
–Почему?
– Дураки потому что! Не могли понять, что не из-за песни ребята туда идут...
– Ну, давай, Довале, спой.
И Довале опять запел:
В песках пустынь, за горными плато
Стоит она столпом сторожевым.
И говорят, что до сих пор никто
Обратно не пришёл с неё живым.
Ох, Красная скала, красная...
Но трое вышли в путь, покинув дом,
Когда закатом плавился Эдом, –
С дорожной картой, флягой и мечтой:
Покончить с неприступною чертой.
Ох, Красная скала, красная...
Шёл впереди бывалый проводник,
Уверенно сверлил глазами мглу.
По звёздам шёл, поглядывал на них,
Но видел только "Красную Скалу".
Ох, Красная скала, красная...
А на привале в вади, меж камней,
Один шепнул с тоскою: "Вот она...
Какая бледность смертная у ней..."
– "Да ну... – сказал другой, – она красна."
Ох, Красная скала, красная...
А хруст горячей пыли – на зубах,
А солнце – раскалилось добела,
Но в жилах кровь сковал внезапный страх:
На них смотрела Красная Скала.
Ох, Красная скала, красная...
И перестрелка длилась только миг.
– "Я ранен, – прохрипел один и сник,
А друг его – в песке, в крови, в пыли –
Шепнул: "Скала, мы до тебя дошли..."
Ох, Красная скала, красная...
В песках пустынь, за горными плато
Стоит она столпом сторожевым.
И говорят, что до сих пор никто
Обратно не пришёл с неё живым.
Ох, Красная скала, красная...[9]
– Сильная песня, – сказал я, помолчав. – А после неё вернулся оттуда кто-нибудь? Или уже никто больше не ходил?
– Были случаи. В 1956-м году Дмитрию Берману, парашютисту из роты Меира, удалось вернуться. Дрор Леви, его напарник, погиб. В 1959-м парашютисты Шимон "Куши" Римон и Виктор Фридман угнали OOН-овский джип, рванули на нем в Иорданию, гуляли там 3 дня и съездили в Петру. Их арестовали в Иерусалиме наблюдатели ООН. Через несколько месяцев отпустили, по личной просьбе Бен-Гуриона. В общем, веселенькое было время...
– Парашютист этот русский, Берман, ты говоришь, из роты Меира?
– Да, Меир командовал первой ротой 890-го парашютно-десантного батальона – потом она стала спецназом. В 1952 году его призвали, майор Арик Шарон взял его в свой "Коммандо 101", а в 54-м он попал в "саерет цанханим". В его разведроте взводными были офицеры, а сам он – старший сержант! И В 1956 году начальник Генштаба Моше Даян присвоил ему офицерское звание приказом, без окончания курсов. Такого в ЦАХАЛе еще не видели! Арик Шарон считал Меира лучшим бойцом ЦАХАЛа за все времена! О нём легенды ходили! Отважный, решительный, хладнокровный и беспощадный. Арабы боялись его смертельно...
Видно было, что Довале разделяет мнение былого майора Ариэля Шарона. Меир hар-Цион был бесспорным кумиром нашего водителя, и его рассказ длился до самого конца нашего дежурства. Он рассказал, как в декабре 1954 года бедуины в Иудейской пустыне убили сестру Меира Шошану и её друга. Они планировали выйти из Иерусалима, пересечь "зеленую черту", Иудейскую пустыню, выйти к Мертвому морю и достичь Эйн-Геди. Где-то около современного Ткоа их убили бедуины из племени Рашидийе. Тела обнаружены только через месяц. Меир собрал трех друзей из 101-го подразделения, с которыми пересек "зеленую черту", достиг района Геродиона, около Ткоа, напал на одно из кочевий бедуинов-рашидийе и убил пятерых. Шестого отпустил, сказав: "Передай твоему племени, что мы убили пятерых арабов в отместку за двух убитых евреев". Разразился скандал с Иорданией, в Израиле мстителей арестовали, премьер-министр Моше Шарет требовал привлечь их к суду, и только энергичные протесты Бен-Гуриона и Даяна спасли их от обвинения в убийстве. Моше Даян сказал, что этот суд деморализовал бы армию, и даже пригрозил отставкой. Солдаты были освобождены и восстановлены на службе. Этот эпизод нашей истории в народе получил название "Частная война Меира hар-Циона"...
Пока Дов разминал сигарету, собираясь с мыслями, я подумал: сегодня он получил бы название "еврейский террор". Месяца два уже газеты шумят: Ами Поппер, Ами Поппер... Этот парень в Ришоне переоделся в солдатскую форму своего брата, взял его автомат и расстрелял семерых арабских рабочих с территорий, ожидавших на перекрёстке своих нанимателей с машинами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
Алан Фридман рассказывает историю жизни миллиардера, магната, политика, который двадцать лет практически руководил Италией. Собирая материал для биографии Берлускони, Фридман полтора года тесно общался со своим героем, сделал серию видеоинтервью. О чем-то Берлускони умалчивает, что-то пытается представить в более выгодном для себя свете, однако факты часто говорят сами за себя. Начинал певцом на круизных лайнерах, стал риелтором, потом медиамагнатом, а затем человеком, двадцать лет определявшим политику Италии.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.
Русский серебряный век, славный век расцвета искусств, глоток свободы накануне удушья… А какие тогда были женщины! Красота, одаренность, дерзость, непредсказуемость! Их вы встретите на страницах этой книги — Людмилу Вилькину и Нину Покровскую, Надежду Львову и Аделину Адалис, Зинаиду Гиппиус и Черубину де Габриак, Марину Цветаеву и Анну Ахматову, Софью Волконскую и Ларису Рейснер. Инессу Арманд и Майю Кудашеву-Роллан, Саломею Андронникову и Марию Андрееву, Лилю Брик, Ариадну Скрябину, Марию Скобцеву… Они были творцы и музы и героини…Что за характеры! Среди эпитетов в их описаниях и в их самоопределениях то и дело мелькает одно нежданное слово — стальные.