Поклажа для Инера - [47]

– Молодец, – похвалил он меня, как только пришел в балку. Потом полез в карман за бумажником и протянул мне десятку:

– Это тебе награда! Бери, бери, не стесняйся.

– Не-а, не надо… – Я опустил голову, не решался попросить о том, о чем мечтал давным-давно.

– Ты чего? В кино пойдешь, или там… Ну, не знаю. Учти, когда дают от души, отказываться грех. – Тут дядя метнул на меня быстрый взгляд и будто прочел мои тайные мысли.

– Гек, – засовывая деньги обратно в бумажник, сказал он брату, – оседлай жеребца, посади сзади племянника и прокати его до самых ворот. Только чтоб без глупостей, аккуратно. Понял?

От счастья я чуть было не захлопал в ладоши!

Всю дорогу Гек недовольно бубнил, поучая меня уму-разуму:

– Вот чудак, деньги-то надо было взять, в магазин бы я пошел, купил бы там чего-нибудь вкусненького, потом бы съели вместе. Ты уж смотри, в следующий раз бери, пожалуйста, не отказывайся. Брательник мой сроду никому еще копейки не предлагал. Тебе только… Все у него на учете, сам не тратит и другим не даёт.

А я ни капли не жалел об этой десятке. Зачем она мне? К тому же, возьми я деньги, разве догадался бы дядя о моем заветном желании?

Прошло время, и наступил день, когда мне было разрешено самому проехаться на коне. Стального цвета конь дяди Моммада – Гырат по протоптанной коровой тропе через зябь иноходью привез меня в аул. Я гордо восседал в седле, не забывая при этом искоса поглядывать по сторонам. Видят ли меня мальчишки, мои сверстники? Как здорово, я уже могу сидеть верхом, значит, – мужчина, совсем взрослый!

…На глазах у бабушки слезы. Это – от радости. Я знаю, она давно уже живет нашими только печалями и надеждами, переживает за папу, за меня, за моего братишку. И теперь она счастлива, что любовь к скакунам, унаследованная мной от дедушки, привела, наконец, в наш дом коня. Она верит, что это доброе приобретение, и тут уж никто не в силах переубедить ее. Хотя переубеждать никто и не пытается, все домашние, кажется, согласны с ней.

Вечерняя тишина окутала аул. Решив, что конь, уже поостыл, отец снял с него седло и отнес в сарай, где зимой у нас хранились дрова. Я пообещал отцу сейчас же отправиться в дом, но так мне не хотелось покидать моего нового друга!.. Вторично вышла на веранду бабушка звать меня.

– Ты, может, собираешься ночевать в стойле? Знаешь, который час?

– Иду, иду… ну, еще одну минутку…Прошло целых пятнадцать, и я вновь услышал ее голос:

– Придется сказать отцу, чтоб на ночь оставлял коня в колхозном стойле. И вообще, что-то этот конь мне не нравится, еще клевер коровий сожрет.

Испугавшись, как бы бабушкина угроза не осуществилась, я скоренько юркнул в дом. За чаем бабушка вдруг выложила отцу все, что заботило ее последние дни:

– Бригада, которую повесили тебе на шею, развалится, попомнишь мое слово. Тебя они просто слушаться не станут. Ты слишком мягкий, а им нужна плетка. Вот Шеммет находил на них управу, а как только ушел, так у них каждый стал сам себе головой. Разве это дело? Года не проходит – выбирают себе нового бригадира. А что толку? Там, где люди лишь о своей выгоде пекутся, ничего путного не жди.

– Увидим, – спокойно ответил отец. Оперевшись на подушку, он прихлебывал из пиалы чай.

– Сыночек-то наш как обрадовался коню, места прямо себе не находит, – перевела бабушка разговор на меня.

Отец хотел было что-то ответить, но тут раскапризничался мой младший брат, снова попросивший чаю, и взрослые стали говорить ему, что уже поздно, пора идти спать.

Вскоре все разошлись по своим комнатам, и мы с бабушкой остались вдвоем. Я разделся, выключил свет и лег а постель. Сон никак не приходил: перед моими глазами стоял наш конь. Я думал о том, что надо бы повести его подковать к Курбандурды уста; если я помогу раздувать мехи нашему пожилому кузнецу, он мне не откажет.

Послышалось ровное дыхание бабушки, всегда засыпавшей очень быстро. Я бесшумно, по-кошачьи, встал и прокрался к окну. Было тихо, казалось, наступившая ночь поглотила все звуки. На дальнюю часть нашего двора падал неяркий отблеск света из окна соседского дома, где жил Сапар ага. Большой стог сена возле стойла в сумраке напоминал камышовый шалаш. Там, в стойле, наверно, уже спал мой скакун – спал на своих тонких и сильных красивых ногах.

II

Я назвал его Гырат – конь цвета стали. Потому что настоящий конь должен зваться именно так. Когда я сказал об этом бабушке, она согласилась со мной:

– Хорошо, сынок. Только пусть твой конь будет достоин своего имени. Быстрый, как птица, и понятливый как человек, – вот каким был тот Гырат, самый верный друг нашего Гёроглы.

Раньше каждое утро, прежде, чем сесть завтракать, отец выходил во двор, поил и кормил скотину. С тех пор, как у нас появился Гырат, эти обязанности легли на меня. Вернее, я принял их сам с охотой и рвением: только проснусь – бегу к стогу сена, что высится шпилем возле хлева. Первую порцию намереваюсь отдать Гырату, но часть ее обязательно перепадает и черной ослице и удивительно похожему на нее белому осленку. Эти двое, едва заслышат шорох вил, вонзающихся в сухую траву, начинают фыркать и метаться. Какие же нетерпеливые! Ладно, бросаю сено им, они успокаиваются, с аппетитом жуют его, а уж тогда заново набираю полные вилы и отношу в стойло.