Покидая страну 404 - [18]

— Всё в порядке? — спросил мой спутник, вытаскивая меня из зарослей.

Трудно было сказать определённо: острым концом свежеподрезанной ветки мне распороло джинсы и ногу, и кровь стекала в кроссовку.

— Это ерунда, — махнул рукой Семён, заклеивая рану найденными в моей сумочке лейкопластырями, — я за глаза боялся.

— Что это было? — поинтересовалась я. — Кому мы с тобой и на кой чёрт сдались, чтобы на нас нападать?

— Думаю, что ничего личного, — компаньон оставался спокоен, будто ничего не произошло. — Развлекаются. Чувствуют свою безнаказанность и творят, что хотят, просто потому что могут. Это называется хорошим ёмким термином «беспредел». Дальше будет круче: вернутся с фронта участники боевых действий, и тут гранаты начнут летать. Дойдёшь до офиса, или такси вызвать?

Несмотря на то, что формально все наши ребята числились аспирантами, происходящее вокруг не добавляло чувства защищённости. Сначала сменил титульное гражданство на более кошерное наш Костя, затем стал россиянином Юрчик, нашедший себе работу в столице когда-то нашей всеобщей родины. Игорь, выучивший французский язык вместо немецкого, подался в Монреаль. В какой-то момент мысль «пора валить» посетила и никогда не думавшего об эмиграции Макса. Наш же с Семёном совместный бизнес процветал, и, если бы не беспокойная обстановка вокруг, нас бы ничего особо не волновало. Помахав вслед улетающему самолёту, который уносил в лучшую жизнь Макса, ребёнка и кота Чудика, мы продолжили работать дальше.

Казус девяностых. 2016 год

— Спасибо, я успею выспаться в поезде, — худой и какой-то прозрачно-серый человек, которому попросил помочь Санька, говорил по-русски с сильным иностранным акцентом. «Он уехал из страны больше тридцати лет назад, — пояснил мой друг. — А сейчас, по сути, вернулся в совсем другую страну, не слишком безопасную и доброжелательную». Я думала, что гость устал, плохо себя чувствует после длительного перелёта и захочет отдохнуть, но он отказался от предложенных дивана и тёплого пледа. — Давайте лучше поговорим эти пару часов, что у нас есть. Вы меня, наверное, забыли?

Я не знала, что ответить. Гостя звали Джорджем, и я была уверена, что мы никогда раньше не встречались.

— Зато я вас очень хорошо помню! — заявил не то новый, не то старый знакомый. — Вы жили в сорок первой квартире, у вас был большой сиамский котик, которого вы водили гулять на поводке, а ваш папа был совершенно седой, буквально белый, хотя ему тогда было, наверное, всего лет сорок.

Точно, наш Тихон вырос в одной семье с немецкой овчаркой и считал себя по крайней мере наполовину собакой, особенно когда грыз говяжью косточку, а покойный ныне отчим поседел в молодости, другим я его не помню и даже не видела на фотографиях.

— А мы жили в шестьдесят третьей, в четвёртом подъезде, — Джордж замолк, будто давая мне время вспомнить.

Четвёртый подъезд… кто же из сверстников там жил? Марина со смешной фамилией Мартышко жила на пятом, две сестрички-близняшки на первом… Как же я могла забыть!

— Боже! Никогда бы не узнала! Юра, верно?

Человек заулыбался. В детстве ему не было места в наших развлечениях. Тогда он передвигался на инвалидной коляске, в школу не ходил, учителя посещали его на дому. В хорошую погоду он обычно сидел в большом палисаднике под окнами своей квартиры, что-то читая, в то время, как мы играли на площадке по другую сторону нашего дома. Мальчишек подходящего возраста во дворе почти не было, с девочками ему было неинтересно, и так получилось, что единственным приятелем у него оказался Санька, мой сосед из третьего подъезда. В начале девяностых Юра с матерью уехали в Штаты, и вскоре о незаметном подростке все забыли.

— Знаешь, — мы с Юркой незаметно перешли на «ты», — в Америке девяностых годов был далеко не рай. Я там впервые увидел спящих на улице нищих и бездомных. Правда, Армия Спасения — христианская благотворительная организация — обеспечивала их горячей пищей и тёплыми одеялами, это было так непривычно для меня, советского ребёнка. А ещё меня удивляло, что все меня хвалили и поддерживали за вещи, которые мне казались совершенно естественными. Например, за то, что я в свои семнадцать лет уже успел окончить среднюю школу, учитывая мои проблемы со здоровьем, или за то, что много читал. Жили мы сначала очень бедно. Мать нанялась уборщицей на фабрику, а через год, когда сносно подучила язык, стала работать там же в цеху. А я на своей шкуре ощутил, что значит быть инвалидом в Америке, — он рассмеялся. — Да, очень важно, какая у тебя медицинская страховка. Но в моём случае помогли благотворители. Первым делом меня усадили в нормальную коляску и стали учить, как ею пользоваться. Я пытался объяснить, что много лет передвигаюсь в кресле, но мне посоветовали забыть всё, что знал раньше, и использовать новые знания. Так я узнал, что такое «безбарьерная среда» — пандусы для инвалидных колясок, особые лифты в домах, подъёмники в метро, специально оборудованные автобусы, стоянки для инвалидов и многое другое. Через год я купил себе первую машину, на ручном управлении, а ещё через три года поменял её на обычную. Я к тому времени уже ходил. Как я научился — это долгий и в прямом смысле слова болезненный рассказ, но, тем не менее, это случилось. Ни у кого на шее я не сидел, приходилось работать и кассиром, и на конвейере, и даже нянькой: никого не удивлял человек с ограниченными возможностями на таких должностях. Но в один прекрасный день я подумал и твёрдо решил получить высшее образование. Чего мне это стоило, ты можешь себе только представить. Зато я быстро адаптировался, когда понял, что такие, как я, в Штатах имеют возможность защищать свои права, получать особые услуги и специальные условия, а это даёт очень много плюсов в жизни.