Показания гражданки Клио - [127]
А дальше начинается «Ревизор» — в чистом виде. Неглупый, сам съевший собаку на всякого рода интригах, предельно недоверчивый ветеран тайного фронта слушает совершенно хлестаковское гонево мелкого прощелыги: «курьеры, курьеры… Тридцать пять тысяч одних курьеров!» (в смысле, советских агентов в ЦРУ) — и верит каждому слову! Обычная сверхподозрительность Энглтона уступила вдруг место слепой доверчивости — ибо нарисованная Голицыным апокалипсическая картина Тайного Всевластья Советов полностью соответствовала той, что уже сложилась в его собственной голове… И опять повторю: подгонять факты под концепцию — это обычный (более того: единственно возможный) модус операнди для беллетриста, сочиняющего конспирологический триллер, но вот для профессионального контрразведчика при исполнении это… ну, цензурных слов тут не подыщешь.
Для начала Энглтон, в порядке «интернациональной помощи», отправил Голицына в братскую Англию. Успех тех гастролей превзошёл все ожидания антрепренёра: британская почва была уже достаточно удобрена делами «Кембриджской пятёрки» и Ко, и «разоблачения» беглого гэбэшника подняли там такую волну истерической шпиономании, что та захлестнула самые высокие кресла в госаппарате и в спецслужбах. Стоило, к примеру, Голицыну обронить мимоходом, будто Лондонской резидентуре КГБ Центр даже уже и не ставит задач по проникновению в британские разведслужбы, поскольку-де у Лубянки там и без того всё схвачено (что, разумеется, чистой воды хлестаковщина) — как англичане тут же на полном серьёзе начинают внутреннее расследование в отношении заместителя начальника британской контрразведки МИ-5 Грэма Митчела, а потом и… самого шефа МИ-5 сэра Роджера Холлиса; подчёркиваю: их обвиняют не в некомпетентности и профнепригодности (для чего кое-какие основания — по факту — имелись), а в том, что они сами — русские шпионы! Сэра с его замом вынудили уйти в отставку, но и в отставке они оставались под колпаком у родного ведомства; так и померли оба с запятнанной репутацией, и лишь спустя два десятилетия удостоились-таки посмертной реабилитации.
То, что описывает Дэвид Уайз в своём исследовании «Охота на кротов», просто уму непостижимо: подмётка-перебежчик, у которого явно не все дома, разбрасывается абсолютно голословными обвинениями в адрес ведущих представителей истэблишмента (вроде того, что тогдашний премьер-министр, лейборист Гарольд Вильсон, был ещё в незапамятные времена своей профсоюзной деятельности завербован Ге-Пе-У, а его предшественник на посту лидера партии Хью Гейтскел был отравлен чекистами, расчищавшими дорогу для своего «агента влияния») — а ему внимают, будто какому ветхозаветному пророку!.. И это — «ещё раз к вопросу о»: главной (с точки зрения логики Холодной Войны) заслугой «Кембриджской пятёрки» были не какие-то там украденные ею топ-секреты (которые всё равно всегда устаревают раньше, чем их можно использовать), а именно последовавшее за её разоблачением массовое распространение в западном обществе параноидального мифа о Вездесущих Советских Шпионах. Парадокс, но разоблачённая «Пятёрка» оказалась для Союза куда ценнее работающей!
Энглтон встретил своего протеже, вернувшегося из той карательной экспедиции на Первую Посадочную Полосу, с распростёртыми объятиями: ну вот, настала, наконец, пора всерьёз заняться кротами в самом ЦРУ! В Агентстве шефом контрразведки была создана Группа специальных расследований, не подотчётная никому, кроме него самого. Перебежчик Голицын получил доступ к досье любого сотрудника ЦРУ — случай во всей мировой практике спецслужб не то, что небывалый, а совершенно немыслимый. А самое главное, что отныне — в соответствии с логикой конспирологии — всякий, кто воспротивится начавшейся охоте на ведьм, автоматически причисляется к этим самым ведьмам (сиречь советским агентам) и подлежит… ну, тут уж как фишка ляжет.
Энглтону выпала нелёгкая задача — найти в тёмной комнате чёрную кошку, которой там нет: сейчас, по прошествии сорока лет, можно с достаточной уверенностью утверждать, что советских кротов тогда в ЦРУ действительно не было (Эймс и Хансен — это уже совсем другая эпоха). Тем не менее, Группа специальных расследований, руководствуясь по большей части «интуитивными озарениями» Голицына, безвозвратно сломала карьеры десятков американских разведчиков — и в Лэнгли, и в региональных резидентурах. При этом первыми жертвами — в рамках той же параноидальной логики — становились самые дельные и результативные сотрудники: «Больно уж везуч, с чего бы это?..» И можно себе представить, какие чувства испытали на Лубянке, узнав, что их заклятый друг, один из лучших американских оперативников Пол Габлер, попортивший им не одно ведро крови — сперва в Берлине, потом в Москве — попал под подозрение и сослан резидентом… на остров Тринидад (странно, что не на остров Пасхи).
Главное внимание Энглтон, естественно, уделял Советскому отделу ЦРУ — так что в итоге, после его отставки, отдел пришлось фактически восстанавливать с нуля. Глава отдела Дэвид Мэрфи — блестящий профессионал, разработчик и участник множества успешных операций — оказался, ясен пень, агентом Ка-Гэ-Бэ (что не диво: в составленном Энглтоном списке «подозреваемых советских агентов» значился и сам тогдашний директор ЦРУ Уильям Колби). Однако авторитет Мэрфи был всё же слишком велик, чтобы так вот, за здорово живёшь, уволить его со службы или сослать на какой-нибудь Тринидад. Мэрфи «всего-навсего» отстранили от работы по советскому направлению и отправили резидентом в Париж. Энглтона, однако, это вовсе не успокоило: он связался (напрямую, через голову директора ЦРУ!) с шефом французской контрразведки Александром де Мараншем и
