Показания гражданки Клио - [104]

Только теперь зритель может наконец толком, вблизи, разглядеть его лицо: это — нанятый Скересом «Ржавый» (что ж, портретное сходство и впрямь есть).

Киллер, как легко догадаться, вошел в пансион, обменявшись плащами с Марло, во время совместного их со Скересом «патрулирования сада»; в каковой сад он проник — через Риджент-стрит.

…Поули на миг отрывается от своего занятия и задумчиво вопрошает в пространство:

— Вот интересно: в каком же она, на самом деле, чине?

Сцена 12

Дептфордские доки (впрочем, точная идентификация места оставлена на усмотрение зрителя: бегущей строки нет).

Луна, в принципе, есть — но проку от нее, считай, никакого.

В стремительно сгущающемся тумане от пирса отваливает ялик; гребец виден совсем уж размытым пятном, а темный силуэт пассажира на корме дарит прощальный взмах двоим закутанным в плащи провожающим и декламирует:

— Как лист увядший падает на душу… — похоже, стихи…

Туман сгущается до того, что из него уже, похоже, можно нарезАть кирпичи, как из фирна на эскимосское иглу; чернота неподвижной воды тяжела и вязкА, как мазут… Со звуками, как частенько бывает в тумане, творится странное: плеск весел отплывающей лодки слышен даже вроде как всё отчетливей — на фоне тихо-тихо вступающих саундтреком первых тактов траурного марша из вагнеровской «Гибели богов».

Оба провожающих, не сговариваясь, широко крестятся — и по тому, как они после этого переглядываются, ясно: эти подобными выражениями чувств не разбрасываться не привыкли…

Поули:

— Хм… Вам тоже померещилось, сэр?

Уолсингем (мрачно):

— Померещилось, как же… Чуть перефразируя: если нечто смотрится как Ахерон и звучит как Ахерон — может, это Ахерон и есть?

Поворачиваются и уходят прочь от берега; туман при этом начинает рассеиваться столь же стремительно, как и сгустился, и через считанные минуты от него не остается и следа. Странный туман принесло с реки в предпоследний весенний вечер 1593 года…

— …Да, чтоб уж разделаться с этой нечаянной кладбищенской тематикой, сэр… Надо бы камешек на завтрашнюю могилку устроить, порядку для. Можно что-нибудь совсем простенькое-безликое, типа «Киту, от друзей и коллег», а можно и с приподвывертом, типа «Тамерлану от Вараввы»: всего три слова — а минимум три смысловых слоя, но только для тех, кто — в теме… У меня еще осталась десятка из тех трех, выданных на оперативные нужды. Или вы сами?..

— Да уж, я — сам. И камешка не будет, никакого. Пока я жив — не будет.

— О как… Это что-то… личное?

— Напротив, сугубо общественное. Видишь ли, Роб… Ты просто не понимаешь, чем — через самое небольшое время — станет такой вот камешек для Англии. И что шансов в поединке с тем камешком у Кита — того, что воскреснет вскорости на Континенте… ну, как мы оба надеемся — будет ноль: «Да, неплохая пьеса — но с покойным Марло, конечно, и сравнивать смешно»; а вот такого унижения он ведь реально не переживет — я ж его знаю, как облупленного!..

— Ну, как скажете, сэр! В этих вопросах я вам доверяю безгранично… С коллегией присяжных, как я понял, проблем не будет?

Сцена 13

Та же комната Нонсачского дворца, только за окном — чудесное летнее утро, а мореный дуб стенной обшивки — благороден и ничуть не зловещ.

Елизавета принимает доклад Роберта Сесила.

— Да, кстати: эта странная история с пьяной поножовщиной в Дептфорде… Там вроде бы засветился один из ваших людей — «находясь на службе» Моего Величества. Вам не кажется, что он возил «срочные и секретные» депеши из Голландии в Нонсач по какой-то очень уж затейливой траектории?

Королева глядит на своего советника с откровенной насмешкой, но без тени гнева: ей, похоже, просто любопытно — как тот станет выкручиваться?

И Сесил не подводит: начинает читать презануднейшую лекцию об общих принципах функционировании Курьерской службы и направляющих ее инструкциях, начав, естественно, от Царя Гороха и ветхозаветных прецедентов… На третьей минуте Ее Величество, демонстративно зевнув, останавливает поток его красноречия:

— Ладно, пускай Хенидж сам разбирается с вопросами трудовой дисциплины в своем ведомстве… — с этими словами она выкладывает на стол листок с каллиграфическими прописями указа. — Мой старый честный Данби — это было его последнее дело перед заслуженной пенсией — пришел к выводу, что там, в Дептфорде, имела место законная самооборона. Я намерена сейчас подписать помилование этому самому Фрайзеру. У вас нет возражений?

— Ни малейших, Ваше Величество!

— Кстати, этот бедняга, Фрайзер — он ведь сильно пострадал в той схватке… У него кажется какой-то бизнес, я не путаю?

— Нет, Ваше Величество, не путаете.

— Ну, надеюсь тот бизнес будет процветать, и ему хватит средств на полное излечение… У вас есть еще какие-нибудь соображения по этому делу?

— Никаких, Ваше Величество!

— Тогда — в архив. Да, что-то я еще хотела у вас спросить, совершенно из другой области… мысль мелькнула, и… А, вот! — ваша Служба отслеживает, что там творится на Континенте по части культуры?

— Да, Ваше величество, безусловно! Это чрезвычайно важно, иногда даже важнее, чем военные тайны…

— Так вот, моя интуиция — а я привыкла ей доверять! — подсказывает мне, что пора бы там уже появиться новой литературной звезде. А то всё — «Лопе-де-Вега», да «Лопе-де-Вега»… Если такое случится — дайте мне знать, не откажите в любезности!