Покаяние пророков - [27]
— Я здесь, папа…
Он сам взял ее сухонькую ручку, но подержал и выпустил.
— Прощайте… Не забывайте меня.
Ангелина не заплакала — не хотела мешать своими слезами, только поклонилась и пошла в двери. Остальные же все еще стояли и смотрели, как Мастер начинает подрагивать, а костистые, синеющие пальцы его и вовсе выбивают неслышную дробь. Наконец умирающий махнул рукой.
— Ступайте… Мир вам…
После прощания с близкими он попросил сиделку выйти. Та все поняла, поцеловала в лоб и ушла, скрывая слезы. А он унял вдруг пробежавшую легкую дрожь в конечностях, однако не избавился от разливающегося по телу смертного озноба. Теперь холод бежал не от рук и ног, а зарождался под гортанью — там, где собрался, сосредоточился его дух. Перестав этому сопротивляться, он несколько минут прислушивался к плеску ледяных волн, пока не обнаружил, что их такт сопрягается с биением сердца, и от каждого толчка остывшая кровь сильнее студит тело, изношенное, проржавевшее, как консервная банка.
Потом он потерял счет времени, а вернее, считал его другим образом — насколько становился неподвижным и бесчувственным. Но от всего этого разум высветлялся настолько, что, казалось, в голове, где-то в теменной части, уже горит иссиня-белая лампа. И с усилением ее накала, с ритмом холодеющего сердца наваливался необъяснимый, безотчетный страх.
— Почему? — будто бы спросил Мастер, ощущая, как дух его, уже взбугрившийся у основания горла, внезапно утратил свою пузырчатую шипучую легкость, содрогнулся и начал каменеть, словно раскаленная лава в жерле вулкана, так и не выплеснувшаяся наружу.
Он очнулся от удушья, попытался разжать зубы, открыть рот, чтобы вздохнуть, и ощутил, как лицо — глаза, губы, нос, нижняя челюсть — все закаменело, покрытое чем-то сырым и тяжелым. Первой мыслью было: его опять мучают охранники, втоптали в землю, забили сапогами голову в болотную грязь и бросили умирать. И это осознание насилия заставило Мастера сопротивляться; он не в силах был поднять голову, но дотянулся рукой и стал отковыривать, сгребать вязкую, сохнущую массу. Наугад, скрюченными пальцами он зацепил твердую кромку возле уха и одним движением сорвал с лица облепляющую тяжесть, как коросту.
Перед глазами возникло чужое расплывчатое лицо, и тотчас раздался панический картавый голос:
— Он жив! Доктор! Вы сказали: он уже мертв, — а он еще жив! Он сорвал гипсовую маску!
Мастер сморгнул белесую пелену — рядом с незнакомцем появилась Лидия Игнатьевна.
— Господи…
— Пить, — попросил он. — Воды… Перепуганная сиделка сдернула с его головы бинт, которым была подвязана челюсть, приложила к губам край стакана, но руки ее тряслись, вода разливалась.
Тогда он приподнялся, высвободил вторую руку, сам сделал несколько глотков, после чего растер лицо, перепачканное гипсом, и мокрую грудь.
— Горит, — пожаловался. — Больно…
В изголовье оказался еще и врач, таращил глаза, мотал головой.
— Не может быть… Консилиум установил смерть…
— А я предупреждал! — прокартавил незнакомец. — Я же вам говорил, следует дождаться трупного окоченения!
Быстрее всех справилась со страхом и паникой Лидия Игнатьевна, схватила полотенце, стала вытирать лицо академика.
— Уйдите отсюда! Все уйдите отсюда! Оставьте нас. Только сейчас он обнаружил, что на улице свет — должно быть, раннее утро, ибо солнце доставало окна кабинета уже в седьмом часу. И это обстоятельство неприятно его поразило.
— Не хочу, — проговорил Мастер. — Зачем… рассвет? Неужели я…
— Да, уже утро, — уставшим и оттого почти спокойным голосом отозвалась Лидия Игнатьевна. — Как вы мучились, господи… И вроде бы все кончилось, пришел специалист снимать маску…
— Все болит, — признался он. — Почему я не умер?
— Вы умерли… В шесть утра был последний консилиум…
— Почему я… снова жив?
— Это знает лишь Всевышний…
— Мне больно…
— Сейчас позову доктора, поставит обезболивающее…
— Я запрещаю.
— Но у вас опять будут… страшные судороги… На это нельзя смотреть.
— Вы обязаны… исполнять мою волю.
Сиделка протерла влажным бинтом его лицо, заменила подушку, испачканную гипсом, поправила одеяло.
— Здесь вам будет тяжело, нет специальной аппаратуры. — Она, как всегда, подбирала слова. — В Москве открыли первый хоспис… Там есть все, чтобы облегчить… Если человек долго умирает. Я буду с вами, хоть месяц, хоть два…
— Прикажете мне… так долго мучиться?
— Врачи говорят, бывают и такие случаи. А в хосписе… специальное оборудование, медики. Я сейчас позвоню, и придет машина.
— Нет… Не смейте…
Лидия Игнатьевна вдруг опустилась в кресло и с женским участливым отчаянием воскликнула:
— Но еще одну ночь я не выдержу!
Это ее состояние тоже было знакомо: за сорок лет ее верной службы она несколько раз неожиданно бунтовала и делала попытки уйти, уехать, но всякий раз возвращалась, ибо жизнь ее становилась бессмысленной…
Умирающий дотянулся и тронул ее сжатый кулачок.
— Да-да, понимаю… простите… И оставьте меня одного…
— Я не могу…
— Это последнее утро… Обещаю вам… Хочется… рядом самого близкого человека…
У академика повлажнели глаза, но слез так и не накопилось — между век выступило нечто вроде белесого от гипса пота. Лидия Игнатьевна заметила это, будто очнулась.
Десятый век. Древняя Русь накануне исторического выбора: хранить верность языческим богам или принять христианство. В центре остросюжетного повествования судьба великого князя Святослава, своими победами над хазарами, греками и печенегами прославившего и приумножившего Русскую землю.
На стыке двух миров, на границе Запада и Востока высится горный хребет. Имя ему - Урал, что значит «Стоящий у солнца». Гуляет по Уралу Данила-мастер, ждет суженую, которая вырастет и придет в условленный день к заповедному камню, отмеченному знаком жизни. Сказка? Нет, не похоже. У профессора Русинова есть вопросы к Даниле-мастеру. И к Хозяйке Медной горы. С ними хотели бы пообщаться и серьезные шведские бизнесмены, и российские спецслужбы, и отставные кагэбэшники - все, кому хоть что-то известно о проектах расформированного сверхсекретного Института кладоискателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.
О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.
Контр-адмирал Мазур идет по следу агента иностранной спецслужбы, но за шпионкой охотится и новое поколение теневиков. Оказывается, торговать шпионами – экологически чистый бизнес. Это безобиднее, чем загонять наркоту… Новое поколение и новое мышление. Рыночная экономика.
Мазур по заданию некой организации обеспечивает безопасность президента африканской республики. В его арсенале разнообразные способы, в том числе и хитрая система слежения за президентским дворцом, которая не засекается никакими средствами. Это вызывает большой интерес Мозеса Мванги – спикера парламента, пребывающего в контрах с нынешним руководством. Смогут ли они договориться?
Тайные интриги, мафиозные разборки, выстрелы, погони, жажда отыскать клад и завладеть золотом — вот атмосфера, в которой живут персонажи романа. Главный герой — супермен, бесстрашный, умный, ловкий, выходящий победителем из любой ситуации, и в то же времяэто живой человек, со всеми своими достоинствами и недостатками. Меткие характеристики современных политических и финансовых деятелей, точные детали, своеобразный язык — несомненно не оставят читателя равнодушным.
1908 год. В дикой шантарской тайге неуловимые и дерзкие налетчики грабят обозы, везущие с приисков золото. В сложнейшей головоломке переплетаются тайные игры жандармерии, сыскной полиции, охранного отделения, большевистских боевиков… И никто не подозревает, что в небе вот-вот вспыхнет Тунгусский метеорит.