Покахонтас - [12]

— В чем твоя вина?

Открытое квадратное лицо Госнолда было лишено всякого выражения. Он изучал юриспруденцию в «Иннер темпл» до тех пор, пока его не поманило каперство, там он и научился скрывать свои чувства.

— Это тупой ублюдок Уингфилд считает, что я соперничаю с ним за право управлять экспедицией. Мы, конечно, не знаем, кто будет президентом, пока не ознакомимся с приказами короля, но возглавить совет следует мне. Уингфилд для этого не годится.

При тусклом свете Госнолд посмотрел на своего друга. Вся беда в том, подумал он, что Джон Смит — это лев, лев среди множества овец, и к тому же молодой мужчина: ему, кажется, только двадцать семь. Тяжелые испытания не отразились на его внешности. Это была личность, полная кипучей энергии и жажды до всего, что только может предложить жизнь. Эти светло-рыжие усы и острая бородка могли бы принадлежать денди. Но в нем не было ничего от щеголя. Волевое лицо и крепкое, мускулистое, как у боксера, тело, противоречили этой породе. Нет, сказал себе Госнолд, никто никогда не считал Джона Смита обманщиком, хотя порой и шептались, что в некоторые из подвигов Смита поверить трудно. Он говорил о похождениях во Франции, о сражениях в Венгрии. Рассказывал о пленении и рабстве в Турции, о захватывающем дух побеге и бешеной скачке через степи России. Преследователи гнались за ним, а на шее у него еще оставался обрывок цепи. Многие полагали, что Смит преувеличивает ради доброго рассказа. Но Госнолд подробно расспрашивал Смита и внимательно слушал, пытаясь уловить намек на ложь или недомолвки, и ничего не обнаруживал.

Госнолд задумчиво пожевал губу. Сомнений не было, Смит не нравился очень многим. Он мог прихвастнуть, ввязаться в отчаянный спор и не терпел тех, кого считал бездельниками и трусами. Он был слишком умудрен жизненным опытом, чтобы сносить глупцов. Тем не менее за долгое путешествие он приобрел много друзей. Но у него были и могущественные враги, которые были бы рады увидеть его вздернутым на рее.

— Я должен подчиняться приказам Ньюпорта, — сказал Госнолд, — и держать тебя под арестом до прибытия в Виргинию. Когда мы достигнем земли и прочтем королевские инструкции, я ожидаю, что должность примет Уингфилд. Он, возможно, захочет заковать тебя в кандалы. Но я думаю, что к тому времени положение изменится.

Госнолд положил руку на плечо друга.

— Успокойся, Джон, на этом корабле ты среди друзей. Мы запасемся провизией и свежей водой, а когда выйдем в море, поднимайся на палубу. На заливе гнездится большая стая фламинго, а пальмы и зелень ты увидишь еще не скоро.

Не прошло и часа, как Смит стоял на палубе и смотрел на буйную растительность удалявшегося тропического острова. Зной давил по-прежнему, и предвечернее солнце было все еще горячим. Напрягая зрение, Смит мог разглядеть то место на берегу, где для него соорудили виселицу. Да, он был на волосок от гибели, а причина частично и в том, подумал Смит, что все они носят неудобную одежду. Он единственный из всех в убийственную жару ходил в тонкой полотняной сорочке. Остальные же в своих тяжелых камзолах, коже, бархате и кружевах сходили с ума во влажном климате. Их раздражение усиливалось сыпью и жестоким зудом, вызванными незнакомыми фруктами, которые они ели. От любого пустяка они вспыхивали, как порох, а уж зависть и возмущение Смитом заставляли их чувства полыхать пламенем. Смит в очередной раз оказал Уингфилду неповиновение, тот приказал повесить его. Только своевременное вмешательство Ньюпорта, услышавшего шум скандала на «Сьюзн Констант», спасло Смита. Он не выказал и тени страха — или облегчения, коль на то пошло, — когда Ньюпорт приказал вернуть его на корабль. Джон Смит был грозным противником. Мало кто дерзал испытать его храбрость.

Непрерывный шум плывущего корабля усилился под посвежевшим ветром. Смит не слишком любил корабли. Он предпочитал рискованные предприятия на суше, где мог регулярно мыться в чистой воде — привычка, перенятая им у турок. Но когда на корабле ставили паруса, это зрелище захватывало его.

— Говорят, что мы будем в Виргинии уже через несколько дней, особенно если ветер будет нам благоприятствовать.

Рядом с ним стоял Джордж Перси, как и Смит, наблюдавший за действиями команды.

— Не слишком скоро для меня, — отозвался Смит. — Чертовски неприятное путешествие.

Ему нравился Перси, младший брат впавшего в немилость графа Нортумберлендского, заточенного в лондонский Тауэр. За время пути Перси показал себя надежным товарищем.

Перси, стройный, темноволосый молодой человек, улыбнулся:

— Ты не очень-то жалуешь большую часть наших спутников, а?

— Не то чтобы они мне не нравились. Но нас здесь человек сто или около того, и половина непригодна ни для какой работы и ничего не смыслит в ремеслах.

Джон Смит говорил с убежденностью человека, прорвавшегося через жесткую структуру общества и прошедшего путь от крестьянина до джентльмена — искателя приключений. Правда, не все считали его джентльменом.

— Но они акционеры Виргинской компании, как ты и я. Плохие или хорошие, — они вложили деньги в это предприятие, — ответил Перси.

Смит состроил гримасу.