Пока живы — надо встречаться - [29]

Шрифт
Интервал

— Нет, ничего не могу сказать… — виновато ответил наблюдатель. — И по фигуре не могу определить…

— Ну иди, — улыбнулся одними глазами Лопухин. — Только об этом — никому. Ясно? Чтоб не было лишних разговоров.

О том, что специальные службы в лагере вербовали тайных осведомителей, он давно знал и не сомневался, что они имеются в его блоке. Довольно часто — виском, затылком — он чувствовал, что за ним наблюдают. А то откуда бы немцам знать, что ежедневно происходит в больших, палатах? Нередко по чьим-то доносам уводили в панцирь-казарму тех, кто скрывался от гестапо. И какова была их дальнейшая участь, неизвестно. Может, отправляли в офицерский лагерь, а может, в Германию.

«Одно неосторожное, опрометчивое движение, панический вскрик — и нагрянет свора, — думал он, проходя по палатам». К счастью, таких выявилось немного. Переговорил со Стасюком и Липскаревым, чтобы те со своими людьми не выпускали паникеров из виду, не оставляли наедине со своими мрачными мыслями.

Лопухин еще продолжал беседовать с причастными к подкопу людьми, когда в коридоре первого этажа показались старший полицай Копейкин и Кузенко.

Почувствовав неладное, Лопухин подошел к ним.

Злой от природы Копейкин прошипел ему в лицо:

— Может, вы ответите, господин шефартц, где Поляник?

— Не имею понятия, — не удостаивая его даже взглядом, отрезал Лопухин.

— Ну, я его из-под земли достану!

— Послушайте! — Лопухин брезгливо оглядел невысокую, плотную фигуру в лихо надвинутой кубанке. — Вам надо быть более осмотрительным! Вы же не знаете, что будет завтра!

— А что будет завтра? — с наглой ухмылкой спросил Копейкин, но не выдержал взгляда, поджался и, потирая ладонью живот, двинулся в общую палату.

— Долго мы будем его терпеть? — свистящим шепотом спросил Кузенко. — Я велел Харитону сегодня же прикончить гадину.

— Не сме-еть! — едва сдерживаясь, произнес Лопухин. — Из-за одного — погубишь всех.

— Рано или поздно все одно утопим в уборной! — дернул носом Кузенко.

— Марш отсюда! — крикнул Лопухин звенящим голосом.

Кузенко юркнул за дверь, а Лопухин долго не мог успокоиться. «Сейчас нельзя срываться, — приказал он себе, выходя наружу. — Нельзя, и точка».

Он обошел корпус снаружи, думая о том, что в конспиративной организации самое главное — железная дисциплина, а Павка не отдает себе отчета в действиях и своими опрометчивыми поступками может подвести всех.

Сверху, из открытых окон, послышалось беспорядочное бренчание и треньканье, и вскоре зазвучала мелодия о Катюше, выходящей на берег крутой. Немцы и пленные, роющие траншею, стали поглядывать в сторону блока. Солдаты стояли на расстоянии друг от друга с автоматами на изготовку. Унтер-офицер выжидательно поглядывал на гауптмана Ноэ, приближавшегося со стороны офицерских домов, покрикивал, поторапливая землекопов.

Лопухин мимоходом покосился на сухощавую фигуру гауптмана, и опять в душе его заскребло, заныло больное чувство.

Если увели Поляника, то почему же его ищет Копейкин? Нет, тут что-то не так. А может, это маневр? Макс послал предупредить… И в сигнальную он не вернулся…

Лопухин знал, что Поляник — один из тех, кто был осведомлен о готовящемся побеге десантника Гончарова. К нам его рекомендовал Гриша Белоус, а в первый блок он попал из карцера в полумертвом состоянии. После выздоровления выполнял незначительные поручения. Задания усложнялись. По отзывам — вспыльчив, горяч. Неужели?.. «Нет, нет, это самое худшее, что можно предположить, — отогнал подозрения Лопухин. — Здесь какое-то недоразумение».

А сверху уже доносились знакомые звуки «Синего платочка». От нежной мелодии сжалось сердце, к горлу подступил комок. Одолеваемый горькими мыслями, Лопухин подошел к подъезду. Он думал о Полянике и о летчике Николае, которого среди землекопов узнал Максим Иевлев; размышлял и о том, что говорил ему Липскарев о «десятом». Вспоминал, оценивал, анализируя, и постепенно пришел к выводу, что предательство исключено. Гестапо не любит утруждать себя ожиданием. Давно бы пришли.

Он вновь посмотрел за проволоку, на конвоиров. Унтер-офицер почтительно косился на гауптмана и готов был оборвать музыку. Но тот самодовольно попыхивал сигаретой, забавляясь с собакой. По всему было видно, что ему нравится и этот теплый день, и грустная мелодия, доносившаяся из открытого окна блока.

А тем временем по двору прошел Гриша Белоус. На чернобровом лице — усмешка.

— Копают? — спросил он, подходя.

— А-а, пусть копают. — Лопухин Натужно улыбнулся, вытянув губы дудочкой.

Зыркнув цыганскими глазищами по сторонам, Белоус сказал:

— Немцы готовят налет. В любую минуту нагрянут.

12

Все эти долгие месяцы, пока они, голодные, истощенные, медленно, но упорно прорывали ход, им казалось, что ежесекундно может нагрянуть смертельная опасность. Теперь же томила и угнетала неизвестность, она сковывала мысли, и казалось им, сидящим в тесноте подвального коридорчика, что время остановилось, что это мучительное ожидание никогда не кончится.

Григорий Федоров, донецкий шахтер, навалоотбойщик, за время многолетней работы в шахтах выработал в себе навык не теряться в любой обстановке. То, что другие по тем или иным причинам не могли или не умели, Федоров мог и умел. Недаром в своей пятерке он был звеньевым. Вот и теперь, томясь и нервничая в ожидании, он ломал голову, что бы такое сделать, чтобы помешать немцам.


Еще от автора Юрий Федорович Соколов
Русские землепроходцы и мореходы

Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.


Воскресшая из пепла. Россия. Век XVII

Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.


Войны с Японией

Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.


Рекомендуем почитать
Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.