Пока живы — надо встречаться - [27]

Шрифт
Интервал

Днем, в минуту прояснения, он опять увидел озабоченное лицо фельдшера. «Ну как, молодой человек? — спросил тот, мигая красноватыми от бессонницы глазами и ощупывая его лоб. — Э-э, дарагой, да у тебя же тиф. — И тут же властно крикнул санитарам: — Унэсти!» Чистякова положили на носилки и отправили в сыпнотифозный блок, где ежедневно умирало по нескольку десятков человек.

Пять дней Чистяков пробыл в беспамятстве. Но после кризиса вдруг стал неожиданно поправляться. «От смерти тебя спасла худоба и сильное, молодое сердце, — сказал ему врач Гриша Белоус. — А вот от гангрены — высокая температура и… черви. Да, да, сыпняк спас тебя. Медицине известны случаи, когда одна болезнь вылечивает другую. А теперь нужно двигаться… Если закружится голова — полежи. А потом опять…»

Дней через пятнадцать Чистяков уже бросил костыли, стал опираться на палку, а потом и с ней расстался. И его, как перенесшего сыпной тиф, назначили санитаром. Обязанности были несложные: драить полы шваброй, мыть лестницы, помогать больным добраться до уборной…

Однажды Чистякову поручили сопровождать заболевших сыпняком в местную больницу. На одной повозке среди больных он увидел своего однополчанина, который числился этажным старшиной. Черная борода и усы покрывали все его лицо. Из-под густых бровей на Чистякова изучающе-пристально взглядывали глаза совсем не больного человека. И тогда смекнул Чистяков… По дороге в Славуту надо быть наготове. Может, удастся разоружить охрану. Но почему Гриша Белоус его не предупредил? У главных ворот охранники не приближались к повозкам, документ читали с рук подателя. И немцы с полицаями, конвоируя, держались от повозок с больными как можно дальше.

«Остерегаются». Чистяков с досадой прикидывал, что при такой удаленности конвоиров трудно рассчитывать на внезапность нападения.

Так и добрались они до одноэтажного барака на окраине Славуты. Когда Чистяков перетаскивал на носилках больных, однополчанин хитро подмигнул ему, поведя глазами в сторону леса. «Бежать подбивает, — подумал Чистяков, озираясь. — Но как? Конвоиры злы как сычи и смотрят в оба».

Потом, когда из больницы вернулись переболевшие сыпняком, Чистяков узнал, что его однополчанин умер. Он вспомнил его глаза с хитрецой, затаенную усмешку и не поверил этому — тут что-то не так. Чистяков поделился своими сомнениями с Гришей Белоусом. Тот вытаращил цыганские глаза и, словно на что-то намекая, сказал: «Подбирай надежных товарищей…»

Сознавая, какое ему поручено ответственное дело, Чистяков стал с большой осторожностью подбирать людей. Здесь месяцами люди изучали друг друга, скрывали истинные намерения, опасаясь, что их подслушает кто-нибудь или донесет провокатор. Но Чистякову доверяли. И когда набралось десять человек — за них он мог поручиться, как за самого себя, — немцы неожиданно запретили отправку. Но Чистяков уже не мог оставить мысль о побеге…

В глухую ноябрьскую ночь они решились. Раздобыли ножницы, с помощью которых снимают гипс. После отбоя и обхода эсэсовцами территории они через окно уборной выбрались во двор и стали ползти до ближайшей воронки от бомбы, где затаились, выжидая, когда сменившиеся «казаки» пройдут к караулке. Дождавшись, когда один из последних охранников был уже метрах в шестидесяти от них, военврач Бондаренко стал перекусывать ножницами проволоку. Но, к несчастью, один из задержавшихся «казаков», услышав скрежет, дал предупредительный выстрел. Взвилась белая ракета. Они бросились к блоку. Казак выстрелил вдогонку. В горячке Бондаренко не обратил внимания на рану, но в окно он уже влез только с помощью друзей. На третий этаж его подняли на руках и сразу — в перевязочную. Окна завесили одеялом, позвали Лопухина. Тот осмотрел нижнюю часть живота, нахмурился и послал за Пекарским, врачом-урологом. Больше четырех часов при свете коптилок продолжалась операция с выводом резиновой трубки для выхода мочи. Закончив операцию, врачи сидели молча, устало положив ладони на колени.

По распоряжению Лопухина тяжелораненого перенесли в отдельную палату, а дежурить оставили его, Алексея Чистякова.

Утром нагрянули эсэсовцы. Конечно, они сразу нашли раненого. Лопухин старался вызвать сочувствие к Бондаренко, объясняя, что он не способен отвечать на вопросы. Но сухощавый офицер настойчиво повторял один и тот же вопрос: «Кто еще входил в вашу группу?»

У Бондаренко шевельнулись бескровные губы, он словно что-то хотел сказать. Послали за врачом-немцем. Лопухин продолжал настойчиво объяснять офицеру, что всякое беспокойство ухудшает состояние больного. Но шея у эсэсовца еще больше багровела, он как заведенный монотонно повторял: «Кто еще входил?..»

Участники неудачной вылазки были в страшном смятении. Неужели Бондаренко не выдержит? Тогда всем конец.

Пришел врач-эсэсовец, и допросы продолжались.

— Мы сохраним вам жизнь, — убеждал он. — В городской больнице вы будете спасены. А так… вас бросят в общую могилу, и никто никогда вас не найдет!

— Я вышел… подыша-ать… казак случайно… — шевелил губами умирающий. Это были его последние слова…

Вот уже скоро год, как похоронили Бондаренко. Все это время надежда бежать не оставляла Чистякова. С первого дня сооружения подкопа он вел учет всего: сколько вытащили земли, сколько израсходовано досок, электропроводки, солдатских обмоток…


Еще от автора Юрий Федорович Соколов
Русские землепроходцы и мореходы

Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.


Воскресшая из пепла. Россия. Век XVII

Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.


Войны с Японией

Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.


Рекомендуем почитать
Мы отстаивали Севастополь

Двести пятьдесят дней длилась героическая оборона Севастополя во время Великой Отечественной войны. Моряки-черноморцы и воины Советской Армии с беззаветной храбростью защищали город-крепость. Они проявили непревзойденную стойкость, нанесли огромные потери гитлеровским захватчикам, сорвали наступательные планы немецко-фашистского командования. В составе войск, оборонявших Севастополь, находилась и 7-я бригада морской пехоты, которой командовал полковник, а ныне генерал-лейтенант Евгений Иванович Жидилов.


Братья Бельские

Книга американского журналиста Питера Даффи «Братья Бельские» рассказывает о еврейском партизанском отряде, созданном в белорусских лесах тремя братьями — Тувьей, Асаэлем и Зусем Бельскими. За годы войны еврейские партизаны спасли от гибели более 1200 человек, обреченных на смерть в созданных нацистами гетто. Эта книга — дань памяти трем братьям-героям и первая попытка рассказать об их подвиге.


Сподвижники Чернышевского

Предлагаемый вниманию читателей сборник знакомит с жизнью и революционной деятельностью выдающихся сподвижников Чернышевского — революционных демократов Михаила Михайлова, Николая Шелгунова, братьев Николая и Александра Серно-Соловьевичей, Владимира Обручева, Митрофана Муравского, Сергея Рымаренко, Николая Утина, Петра Заичневского и Сигизмунда Сераковского.Очерки об этих борцах за революционное преобразование России написаны на основании архивных документов и свидетельств современников.


Товарищеские воспоминания о П. И. Якушкине

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последняя тайна жизни

Книга о великом русском ученом, выдающемся физиологе И. П. Павлове, об удивительной жизни этого замечательного человека, который должен был стать священником, а стал ученым-естествоиспытателем, борцом против религиозного учения о непознаваемой, таинственной душе. Вся его жизнь — пример активного гражданского подвига во имя науки и ради человека.Для среднего школьного возраста.Издание второе.


Зекамерон XX века

В этом романе читателю откроется объемная, наиболее полная и точная картина колымских и частично сибирских лагерей военных и первых послевоенных лет. Автор романа — просвещенный европеец, австриец, случайно попавший в гулаговский котел, не испытывая терзаний от утраты советских идеалов, чувствует себя в нем летописцем, объективным свидетелем. Не проходя мимо страданий, он, по натуре оптимист и романтик, старается поведать читателю не только то, как люди в лагере погибали, но и как они выживали. Не зря отмечает Кресс в своем повествовании «дух швейкиады» — светлые интонации юмора роднят «Зекамерон» с «Декамероном», и в то же время в перекличке этих двух названий звучит горчайший сарказм, напоминание о трагическом контрасте эпохи Ренессанса и жестокого XX века.