Пока живы — надо встречаться - [105]
— Ты вылитый Семен Грачев, — сказала Войтичиха Колюне. — Такой же курносый… А ты конопатый, — продолжала она, взглянув на меня, — в Осокину родню… Не Матвея ли сынок?
— Матвей — дедушка мой, — сказал я, потупившись, ожидая, что сейчас начнутся упреки за яблоки, но Войтичиха поправила скатерку на комоде и, чиркнув спичкой, осветила фотографию юноши в светлой футболке с расстегнутым воротником.
— Ох, глазоньки!.. — вздохнула она. — У меня один смотрит, другой будто живой — да не видит…
Мы растерянно переглянулись. Войтичиха, заметив это, негромко заговорила:
— С войны у меня глаз болеет. В тот день в поле работали. Я шла с «ковылякой» и полевой сумкой — измеряла пахотную землю, трудодни начисляла. А тут ероплан германский налетел и начал обстреливать, кружится каруселью над нами и палит, и палит. Пули рядом в песок ушли, ни одна не задела, а в глаз что-то попало. Песчинки, а может, еще что… С той поры к сумеркам или, как теперь, в ненастье будто туча опускается на меня и в глазах темнеет…
Войтичиха помолчала, задумавшись, и почему-то опять заговорила о своем, пережитом. Рассказывала она о том, как началась война, как немцы на мотоциклах въезжали в село и как они затем выгоняли на работу, внушая, будто Москва пала и Красная Армия разбита.
— Нет, — покачала головой Войтичиха. — Не верила им. В поле, бывало, брошусь на землю за скирдой, а земля гудит, гремит… С кем же тогда воюете, коли армия разбита? «Нет, бабы, — говорю. — Не разбита наша армия…» И верно, вскоре немцы отступили. Ихний офицер из автомобиля что-то по-своему пролаял, а шофер перевел: «Как проехать на Кореновскую?» Отвечаю им: «Не знаю, мол, не здешняя». Офицер за кобуру схватился, закричал, а я подумала: «Пусть стреляет. Ни за что не скажу». Так и шла прямо, не сгибаясь, но, когда шла, у меня затылок захолодел в ожидании выстрела… А наши-то! — всплеснула руками Войтичиха. — Наши-то сразу… Из-за плетня показались ребята в ушанках. Такие простые, милые наши русские парни. «Где немцы?» — спрашивают. Показала. Они и погнались… Ну, а потом война кончилась. И опять началась жизнь, да только чего-то не хватало… Где же сыночки мои? Было у меня их трое. Старшего-то, Павла, немцы под Керчью живого замуровали в штольне. Так и остался там под горой… Товарищ его Бурцовский написал мне. А Григорий?.. Гриша мой первый тракторист был в колхозе… Извещение пришло: геройски погиб под Курском… Потом Петрунька ушел… На год раньше сроку призвался за братьев воевать…
У Войтичихи дрогнули губы:
— Уж такой жалостливый он у меня и мягкий… Все «маманя» да «маманя»…
Войтичиха сняла с подоконника герань и вынесла наружу. По оконному стеклу, растопырив дрожащие крылышки, поднималась пчела. Дождь затих и тут же снова припустил. Мы сидели понурые. Нам еще не доводилось слышать, что у Войтичихи были сыновья и что они не вернулись с фронта. С еще большей растерянностью глазели мы на портреты. Лицо матроса было улыбающимся. Крепыш в танковом шлеме казался суровым. Юноша в светлой футболке смотрел прямо на нас задумчивыми глазами.
— Пузырятся лужи-то, пузырятся, — донесся с улицы Войтичихин голос. — Поди, разойдется дождик!
Из сеней она принесла глиняную плошку пахучего меда и поставила на стол.
— Что носы повесили? — подбодрила, доставая из посудного шкафа полковриги хлеба и ножик. — Вот хлеб, мед, потчевать больше нечем. Яблоки еще не созрели: время не пришло.
Улыбка и взгляд, которым она посмотрела, ободрили нас. И мы, осмелев, начали рассказывать о своих похождениях.
— Неужто за реку? — удивилась она и тут же вздохнула. — И мои, бывало, все туда же норовили… Эх вы, побеги этакие!..
В окно заглянуло солнце. В отворенную дверь было слышно, как дождь шуршал по тесовой кровле. С ломтя мел стекал струйками, мы ловили его ртами, крутя головой.
— Поди как вкусно! — говорила Войтичиха, с улыбкой поглядывая на нас. — Сорок душистых цветов в меде-то! И все здесь, рядом, вокруг нас… А блеск тот верхушный, фара аль другое что, пустяшное, красовалось там.
Дождь перестал, а от Войтичихи уходить не хотелось.
Уже солнце клонилось к лесу, когда мы вышли в сад. За двором среди кустов крыжовника и малины стояли два старых улья. Чуть в стороне недавним дождем блестела морковная ботва и огуречные листья. Пахло укропом.
Старушка, посматривая по сторонам, рассказывала:
— Войтичиха-то прозвище мое по мужу. Афанасий мой смекалистый, агрономом был, его Войтом все величали. Бывало, скажет: «Семена залейте горяченькой водой, сорняки-то с пустоцветом и всплывут. Сейте утром, после полудня хуже посевы». Так и получается: бросишь крошку, вытащишь лепешку…
Войтичиха наклонилась и сорвала с грядки какую-то травинку.
— Моя невестушка в городе врачует. Зовет к себе жить. А на кого хозяйство-то покинешь? Бросишь все, а вдруг Петрунька придет? — задумчиво проговорила она и умолкла.
Заметив, что мы засматриваемся на высокие яблоневые деревья, Войтичиха сказала:
— В саду ходят по тореным дорожкам… И яблоко не тряси, покуда зелено… — Она подошла к раскидистой яблоне. — Вот она, крылатенькая, старшего сына — Павла. А вот эта, с подпалиной, Григория. В войну у нас тут баня сгорела, и корень у нее теперь трухлявый, как испекся все равно. Афанасий покойный сажал при рождении каждого своего сыночка. А эта, — с нежностью произнесла Войтичиха, останавливаясь перед крайней от плетня яблоней, — Петруньки моего… Розовая бель… Она краше всех в цвету, и плоды наливчатые.
Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.
Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.
Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Великого князя не любили, он не был злой человек, но в нём было всё то, что русская натура ненавидит в немце — грубое простодушие, вульгарный тон, педантизм и высокомерное самодовольство — доходившее до презрения всего русского. Елизавета, бывшая сама вечно навеселе, не могла ему однако простить, что он всякий вечер был пьян; Разумовский — что он хотел Гудовича сделать гетманом; Панин за его фельдфебельские манеры; гвардия за то, что он ей предпочитал своих гольштинских солдат; дамы за то, что он вместе с ними приглашал на свои пиры актрис, всяких немок; духовенство ненавидело его за его явное презрение к восточной церкви».Издание 1903 года, текст приведен к современной орфографии.
В 1783, в Европе возгорелась война между Турцией и Россией. Граф Рожер тайно уехал из Франции и через несколько месяцев прибыл в Елисаветград, к принцу де Линь, который был тогда комиссаром Венского двора при русской армии. Князь де Линь принял его весьма ласково и помог ему вступить в русскую службу. После весьма удачного исполнения первого поручения, данного ему князем Нассау-Зигеном, граф Дама получил от императрицы Екатерины II Георгиевский крест и золотую шпагу с надписью «За храбрость».При осаде Очакова он был адъютантом князя Потёмкина; по окончании кампании, приехал в Санкт-Петербург, был представлен императрице и награждён чином полковника, в котором снова был в кампании 1789 года, кончившейся взятием Бендер.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.