Пока живы — надо встречаться - [104]
Побаивались мы ее. Но не было яблок слаще, чем в Войтичихином саду! Сочные, румяные, душистые — они, на зависть всем, висели до самых заморозков. Не раз Войтичиха заставала нас врасплох и вдогонку кричала:
— Пострели вас горой! Ох, доберусь до вас, окаянные!
На всякий случай мы убегали подальше… Опасались: наколдует еще. У нее, как поговаривали, глаз нехороший.
Заметив нас, старуха выпрямилась, провожая настороженным взглядом. А мы, чтобы не поддаться ее ворожбе, загнули по среднему пальцу за указательный и, проходя мимо, старались не глядеть в ее сторону.
Пешеходной тропой через хвощи, переплыв коренную канаву, мы шли по лугам на заманчивый проблеск.
К полудню подошли к реке: она только еще угадывалась по необычайной тишине. Но вот с опаской пролезли сквозь елошник с густыми зарослями крапивы, и справа из-за кустов серпом блеснула речная гладь. Из земляных нор стремительно вылетали береговушки. На том берегу недвижно замерли широкие кущи деревьев.
Колюня подобрал камень и запустил, камень упал, не долетев и до середины реки.
— Батяня сказывал, тут где-то мост, — проговорил он.
Мост стоял чуть поодаль, напротив колхозных построек, на высоких бревенчатых сваях.
Загадочный предмет с моста, казалось, засветился еще ярче, подразнивая игольчатыми лучами.
— Эх, захватить бы задымленные стекла! — вздохнул Колюня. — А то и ослепнуть можно…
По ископыченному коровами берегу вышли к дубраве, по крутому склону поднялись наверх, и то, что издали глазу представлялось стожком сена, оказалось чернеющим остовом сгоревшей мельницы.
— Эту мельню в войну спалили, — вспомнил Колюня. — Батяня сказывал…
Мы обошли мельницу со всех сторон.
— Блестело-то вон там! — показал я рукой на коновязь, где зелеными островками высился овес, и мы стали осматривать каждый кустик и бугорок.
Возле неглубокой воронки, заросшей травой, на глаза попалось покореженное крыло от легковушки. Трофейная техника нам уже намозолила глаза, и по ядовито-желтым с зеленью разводам на гнутых боковинах сразу поняли — вражеская штабная. Но вдруг наше внимание привлек странный предмет. Он валялся неподалеку от той же самой воронки. Замирая от волнения, мы приблизились к нему и увидели разбитую фару с почерневшим оборвышем проводков.
— Обмишурились мы с тобой, — буркнул Колюня, шевельнув ногой фару.
Я с сомнением смотрел на веснушчатый от ржавчины рефлектор, и мне все еще не верилось, что эта штуковина с острыми краями разбитого стекла могла так ослепительно блестеть издали.
Раздосадованные, сели на траву.
— За чем пошли, то и нашли, — усмехнулся Колюня. — А все ты: идем да идем!
— А ты? — рассердился я. — «Задымленные стекла взять, ослепнем еще!..»
Вокруг трещали кузнечики. Голубое марево застоявшегося воздуха колыхалось над поникшими травами лугов. Я посмотрел в сторону села. Почти невидное, наше Заболотье угадывалось по петушиным гребешкам деревьев.
Обратный путь казался длинным и унылым.
— Вон сколько отмахали, а дубки все такие же… — устало произнес я, оборачиваясь.
За рекой сгущалась грозовая туча. И от Бурцева засинело. Птицы жались к земле, погромыхивал гром. Рваные облака простирались над головой и тянулись к солнцу. Запахло сыростью канавы. Налетевший ветер зашумел в травах и по большаку погнал столб пыли. Мы пустились наперегонки. У околицы застали сущий переполох: женщины загоняли детишек, к подворотням неслись куры, чей-то козленок жалобно кричал, крутясь на привязи.
Вдруг все стихло. Последний луч солнца подкосился и уперся в шиповский лес. Зашелестела листва на деревьях. Ослепительно зыркнула молния, ударил гром, все вокруг потемнело. По наклеванной дождем дороге мы бежали по улице. Наконец хлынувший ливень загнал нас под тесовый навес к Войтичихе.
Ветер неистовствовал, раскачивая вершины берез. Ливень под вспышки молний и громовые раскаты обрушивал на землю целые потоки воды. Мы все крепче прижимались к бревенчатой стене, когда в дверях с ведрами появилась Войтичиха.
— Что ж вы мокнете? — окликнула она. — А ну залетайте!
Мы переглянулись: не раз «залетали» к ней в сад, а дом стороной обходили. В эту ненастную минуту к нашему ребячьему страху примешалось любопытство. Разве не заманчиво взглянуть на то, как живет эта странная старуха?
Прижимаясь спиной к стене, мы подвигались тихонько к дверям и робко вошли в полутемные сени, увешанные пучками сухих трав и цветов. Войтичиха провела нас в чистенькую горницу, убранную рябыми половиками. Всполохи молний освещали на стене фотографии в рамках.
Пока старушка поправляла фитилек лампадки, мы озирались по сторонам на гнутые стулья, стоявшие вдоль стены, старинный шкаф с посудой, запечные занавески.
На улице раскатисто гремел гром. Дождь припустил еще сильнее. Войтичиха, прислушиваясь к нарастающему шуму дождя, приблизилась.
— Что нахохлились? Садитесь, гостями будете. Небось не съем! — улыбнулась она. — Съела бабушка зубы, остались язык да губы.
В серой вязаной кофте и белой косынке, из-под которой выбивались седые пряди волос, Войтичиха не похожа была на ту сгорбленную старуху, которой побаивались. Словно впервые увидели земляничный румянец на морщинистых щеках и добрые глаза.
Научно-популярный очерк об основных этапах освоения Сибири и Дальнего Востока.Большое внимание в очерке уделено освещению походов Ивана Москвитина, Василия Пояркова, Семена Дежнева, Ерофея Хабарова, Витуса Беринга, Геннадия Невельского и других русских землепроходцев и моряков.Институт военной истории министерства обороны СССР.Рассчитан на широкий круг читателей.
Русско-японская война 1904–1905 гг. явилась одним из крупнейших событий всемирной истории — первым жестоким вооруженным столкновением двух держав с участием массовых армий и применением разнообразной сухопутной и морской боевой техники и оружия. Она явилась, по существу, предвестницей двух мировых войн первой половины XX в.: воевали две страны, но в политических и экономических итогах войны были заинтересованы ведущие государства Запада — Великобритания, Германия, США, Франция. Этот геополитический аспект, а также выявленные закономерности влияния новой материальной базы вооруженной борьбы на развитие стратегических и оперативных форм, методов и способов боевых действий по-прежнему обусловливают актуальность исторического исследования Русско-японской войны. На основе исторических документов и материалов авторы раскрывают причины обострения международных противоречий в Дальневосточном регионе на рубеже XIX–XX вв.
Наше Отечество пережило четыре Отечественные войны: 1612 г., 1812 г., 1914 г. (так называлась Первая мировая война 1914–1918 гг.) и Великую Отечественную войну 1941–1945 гг.Предлагаемый читателю исторический труд посвящен событиям 1612 года, 400-летие которых отмечается в 2012 году. С 2005 г. в память об этих событиях, сплотивших народ, 4 ноября отмечается как всенародный праздник — День единения России.В книге раскрываются военные аспекты национально-освободительной борьбы нашего народа против польской и шведской интервенции начала XVII в.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.