Пока я жива - [62]
Да. Все не понарошку. Жизнь и смерть.
У меня горят подошвы; кровь приливает к щиколоткам и бьется в икрах, когда я стучусь к Адаму. Салли приоткрывает дверь и выглядывает в щелку. Меня вдруг охватывает любовь к этой женщине.
— Адам дома?
— Ты разве не в больнице?
— Уже нет.
Она смущается:
— Он не говорил, что тебя выписывают.
— Это сюрприз.
— Еще один? — Она вздыхает, открывает дверь чуть шире и бросает взгляд на часы: — Он вернется не раньше пяти.
— Пяти?
Нахмурясь, она смотрит на меня:
— У тебя все в порядке?
Нет. Пять — слишком поздно. У меня может начаться анемия.
— А где он?
— Уехал на поезде в Ноттингем. Его пригласили на собеседование.
— Куда?
— В университет. Он хочет с сентября пойти учиться.
Сад плывет у меня перед глазами.
— Похоже, ты удивлена не меньше меня.
Я засыпала в его объятиях на больничной койке. Просила: «Потрогай меня», и он меня ласкал. Говорил, что любит. «Не смей мне возражать, что это неправда». Он дал мне слово.
Я бреду по дорожке к калитке. Начинается дождь. Чудесный серебристый дождь — будто нити паутины льются с неба.
Тридцать пять
Я срываю с вешалки в гардеробе шелковое платье и прорезаю ниже пояса зияющую дыру. Ножницы острые, и резать легко: металл скользит, как по воде. На голубом платье с запахом появляется прореха наискось через всю грудь. Я кладу оба платья на кровать, словно пару больных друзей, и разглаживаю ладонью.
Не помогает.
Дурацкие джинсы, которые я купила с Кэлом, мне все равно не подошли, и я отхватываю штанины по колено. Я отрываю карманы всех своих тренировочных брюк, дырявлю футболки и сваливаю в кучу рядом с платьями.
С ботинками я вожусь целую вечность. Болят руки, я задыхаюсь. Но утром мне сделали переливание, и сейчас в моих жилах бьется чья-то горячая кровь, поэтому я не сдаюсь. Я разрезаю каждый ботинок вдоль. Два жутких разреза.
Мне хочется избавиться от всего. Жить в пустой комнате.
Я открываю окно и вышвыриваю ботинки. Они приземляются на лужайку.
Небо затянуто низкими серыми тучами. Накрапывает мелкий дождик.
Мокрый сарай. Мокрая трава. Ржавеет передвижная решетка для барбекю.
Я вытаскиваю из шкафа всю оставшуюся одежду. Легкие хрипят, но я не останавливаюсь. Я разрываю куртки в клочья; пуговицы разлетаются по комнате. Я режу на куски свитера. От брюк остаются одни лохмотья. Я выставляю ботинки на подоконник и отрезаю у них языки.
Так уже лучше. Я чувствую прилив сил.
Я сгребаю в охапку разложенные на кровати платья и выбрасываю вместе с ботинками в окно. Они падают во двор и лежат под дождем.
Я проверяю телефон. Ни сообщений. Ни пропущенных звонков.
Ненавижу свою комнату. Все вещи в ней связаны с какими-то воспоминаниями. Фарфоровая вазочка из Сент-Айвза. Коричневая керамическая банка, в которой мама держала печенье. Спящая в тапочке собачка, которая раньше стояла у бабушки на камине. Мое зеленое стеклянное яблоко. Все отправляется на лужайку, кроме собачки, которая вдребезги разбивается о забор.
Я вышвыриваю из окна книги, и они раскрываются на лету, хлопая крыльями страниц, точно экзотические птицы. Страницы рвутся и трепещут. Видео— и компакт-диски перелетают через забор на соседний участок, как фрисби[12]. Пусть Адам после моей смерти ставит их своим новым друзьям из университета.
Одеяло, простыни, покрывало — все летит вниз. Пузырьки с лекарствами, все коробочки с прикроватной тумбочки, шприцевой насос, крем «Дипробейз» для сухой кожи, крем на водной основе. Моя шкатулка.
Я вспарываю диванную подушку, усеяв пол полистиреновыми шариками, и выбрасываю пустую наволочку под дождь. Сад захламлен. Но вещи прорастут. Появятся брючные деревья. Вьющиеся книжные кустарники. Чуть погодя я тоже выброшусь из окна и пущу корни в теньке у сарая.
От Адама по-прежнему ни слуху ни духу. Я швыряю телефон через забор.
Телевизор тяжелый, как машина. От него болит спина. Горят ноги. Я волоку его по ковру. Задохнувшись, останавливаюсь. Комната качается. Вдох. Вдох. Ты можешь. Не останется ничего.
Так, телевизор на подоконник.
И вниз.
Он с грохотом рушится на лужайку и взрывается. Осколки пластика и стекла разлетаются во все стороны.
Вот так. Ничего не осталось. Все кончено.
Папа врывается в комнату и замирает с открытым ртом.
— Ты чудовище, — шепчет он.
Я зажимаю уши.
Он подходит и берет меня за руки. У него изо рта пахнет застоявшимся табачным дымом.
— Ты хочешь оставить меня ни с чем?
— Здесь никого не было!
— И ты решила разнести дом?
— Где ты был?
— В магазине. Потом поехал в больницу навестить тебя, но ты исчезла. Мы чуть с ума не сошли.
— Мне наплевать!
— А вот мне не наплевать! Ты же валишься с ног!
— Это мой организм. Я могу делать что хочу!
— Значит, тебе теперь наплевать на свой организм?
— Он мне надоел! Меня тошнит от докторов, игл, анализов и переливаний крови. Я устала быть день за днем прикованной к кровати, в то время как вы все живете своей жизнью. Ненавижу! Ненавижу вас всех! Адам уехал на собеседование в университет, ты знал об этом? Он будет жить еще много лет, будет делать все, что пожелает, а я через пару недель буду лежать под землей!
Папа плачет. Он падает на кровать, закрывает лицо руками и всхлипывает. Я не знаю, что делать. Почему он оказался слабее меня? Я сажусь рядом с ним и трогаю его за колено:
Лекси зла. И с каждым днем – все сильнее. Если бы она только могла держать себя в руках, отчим принял бы ее, мать бы вновь полюбила, а ее сводный брат наконец объявил бы их парой и провел бы с ней остаток своих дней. Лекси хочет всего этого так сильно, что готова попытаться усмирить свой гнев. Она ведь так хочет, чтобы семья гордилась ею. Но чем сильнее она сдерживает себя, тем ближе извержение вулкана по имени Александра Робинсон. И никому от нее не укрыться.
Мир Майки Маккензи рухнул, когда его сестру изнасиловал парень из богатой семьи. Мир Элли Паркер содрогнулся, когда ее брата обвинили в страшном преступлении. Когда их миры соприкоснулись, произошел взрыв. Семья должна быть на первом месте. Но что делать, если на одной чаше весов оказывается преданность родным, а на другой – любовь? Смелый и решительный роман о верности и необходимости выбора. Но прежде всего о любви.
Старушка Мэри – единственная, кто знает страшную тайну трех поколений женщин своей семьи, но проходит минута – и она забывает все на свете.Кэролайн совершенно не похожа на Мэри. Она строгая мать, в жизни которой нет места радости и веселью, но на то есть свои причины.Кейти – прилежная ученица и примерная дочь, не признанная одноклассниками и окончательно запутавшаяся в жизни.Пока Кэролайн торчит на работе, Кейти заботится о бабушке и пытается восстановить цепь таинственных событий, которые помогут каждой из них принять правду и… себя.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.