Пока я жива - [55]

— Хватит морочить мне голову, — отвечает он.

И уходит.

Я хватаю свою одежду и несусь за ним. Адам снимает с перил куртку. Я слышу, как он пересекает кухню и открывает заднюю дверь.

Я догоняю его на крыльце. Впереди, в саду, кружат огромные снежинки. Наверно, снег пошел, когда мы отправились наверх. Засыпало дорожку и траву. В небе белым-бело. Тишина. Мир съежился и затих.

— Ты хотела снег.

Адам протягивает ладонь, ловит снежинку и показывает мне. Снежинка самая настоящая; в младших классах я вырезала такие из салфеток и наклеивала на окна. Мы смотрим, как снежинка тает в его ладони.

Я беру куртку. Адам приносит мои ботинки, шарф и шапку, помогает спуститься с крыльца. Изо рта у меня идет пар. Снег валит так сильно, что мгновенно заметает наши следы.

Снег на лужайке глубже и скрипит под ногами. Мы вместе пересекаем снежную новизну. Мы вытаптываем свои имена, стараясь продавить снег до травы. Но наши следы заносит.

— Смотри, — говорит Адам.

Он ложится на спину и машет руками и ногами. Вскрикивает, когда холодный снег попадает за шиворот, касается щек. Потом вскакивает на ноги и отряхивает брюки.

— Это тебе, — поясняет Адам. — Снежный ангел. И бросает на меня взгляд — в первый раз с тех пор, как я написала на стене. У него грустные глаза.

— Ты когда-нибудь пробовал снежное мороженое? — спрашиваю я.

Я посылаю Адама в дом за тарелкой, сахарной глазурью, ванилью и ложкой. Он послушно набирает в тарелку снега, смешивает все ингредиенты. Получается бурое месиво со странным вкусом. Совсем не такое, как мне запомнилось в детстве.

— Может, нужно добавить йогурт и апельсиновый сок?

Адам убегает в дом. Возвращается. Пробуем опять. Несъедобно. Адам хохочет.

— У тебя красивый рот, — признаюсь я.

— Ты дрожишь, — отвечает Адам. — Возвращайся-ка ты в дом.

— Без тебя ни за что.

Он смотрит на часы.

— Знаешь, что такое снеговик в пустыне? — спрашиваю я.

— Тесс, мне нужно идти.

— Лужа.

— Я серьезно.

— Куда ты пойдешь? Кругом метель. Я заблужусь и не дойду до дома.

Я расстегиваю молнию. Курта распахивается, сползает с плеча. Совсем недавно Адам долго-долго целовал это самое плечо. Он закрывает глаза. На его веки падает снег.

— Тесс, чего ты хочешь? — наконец произносит он.

— Чтобы ты остался со мной на ночь.

— Нет, чего ты на самом деле хочешь?

Я знала, что он все поймет.

— Я хочу, чтобы ты был со мной в темноте. Обнимал. Любил меня. Успокаивал, когда мне страшно. Подошел к самому краю и заглянул в пропасть.

Адам пристально смотрит на меня:

— А если я все испорчу?

— Куда уж хуже.

— А если я не справлюсь?

— Справишься.

— А вдруг я испугаюсь?

— Какая разница. Я просто хочу, чтобы ты был со мной.

Адам вглядывается в меня через зимний сад. У него ярко-зеленые глаза. В них я вижу расстилающееся перед ним будущее. Не знаю, что он видит в моих. Но он смелый. Я всегда это знала. Адам берет меня за руку и уводит в дом.

Наверху все куда тяжелее. Меня сковывает страх: кажется, будто я прилипла к кровати, и она меня засасывает. Адам долго-долго раздевается и встает передо мной в трусах.

— Можно к тебе?

— Только если ты этого хочешь.

Адам закатывает глаза, давая понять, что я невыносима. Так сложно получить то, что хочешь. А вдруг люди соглашаются со мной лишь потому, что чувствуют свою вину? Мне же нужно, чтобы Адам сам хотел быть со мной. Как отличить одно от другого?

— Наверно, нужно сказать твоей маме, — предполагаю я, едва он укладывается рядом со мной.

— Завтра скажу. Ничего с ней не будет.

— Ты же ведь остался не потому, что тебе меня жалко, правда?

Он качает головой:

— Хватит, Тесс. Сколько можно.

Мы укутываемся в одеяло, но дрожь никак не унимается: наши ноги и руки как ледышки. Чтобы согреться, мы сучим ногами. Адам растирает, поглаживает меня. Обнимает. Я чувствую, как его член твердеет. Смеюсь. Адам тоже смеется, но как-то нервно, будто я смеюсь над ним.

— Ты меня хочешь? — спрашиваю я.

Он улыбается:

— Я тебя всегда хочу. Но уже поздно, тебе пора спать.

От снега улица ослепительно-белая. Свет льется в окно. Засмотревшись на отблеск и мерцание на коже Адама, я засыпаю.

Когда я просыпаюсь, стоит ночь. Адам спит. Волосы чернеют на подушке, рука обнимает меня, словно пытаясь удержать. Адам вздыхает, замирает, ворочается, сопит. Он крепко спит, витает в каком-то своем мире, оставаясь при этом здесь, со мной. И почему-то это меня успокаивает.

Хотя ноги от его присутствия болеть не перестали. Я выползаю из-под одеяла, закутываюсь в плед и бреду в ванную за кодеином.

Выйдя из ванной, я вижу в коридоре папу в халате. Я совсем забыла о его существовании. Папа стоит босиком. Пальцы его ног кажутся очень длинными и серыми.

— Похоже, ты стареешь, — говорю я. — Старики часто просыпаются по ночам.

Папа плотнее запахивает халат:

— Я знаю, что Адам у тебя.

— А у тебя мама.

Это важный аргумент, но папа его игнорирует:

— Ты привела его без моего разрешения.

Я упираю взгляд в ковер и мечтаю, чтобы папа поскорее успокоился. Кажется, будто мои ноги пухнут, словно кости увеличиваются в размерах. Я шаркаю ногами.

— Тесс, я не собираюсь портить тебе настроение, но я обязан о тебе заботиться, и я не хочу, чтобы тебе было больно.