Пока я жива - [56]

— Запоздалые опасения.

Я пошутила, но папа не улыбнулся:

— Адам еще ребенок. Ты не можешь во всем на него рассчитывать: а вдруг он не оправдает твоих ожиданий?

— Едва ли.

— А если нет?

— На этот случай у меня есть ты.

Так странно стоять, обнявшись, в темном коридоре. Мы сжимаем друг друга крепко, как никогда. Наконец папа отпускает меня и пристально смотрит мне в глаза:

— Тесса, для тебя я готов на все, что бы ты ни сделала, что бы ни выкинула в будущем, на какие бы фокусы ни толкнул тебя твой дурацкий список. Просто знай это.

— Там почти ничего не осталось.

Пункт девять — чтобы Адам переехал к нам. Это куда больше, чем секс. Это страх смерти, когда вы с ней один на один. Но теперь мне не страшно ложиться в кровать: ведь меня там ждет Адам.

Папа чмокает меня в макушку:

— Ладно, иди.

И заходит в ванную.

А я возвращаюсь к Адаму.

Тридцать один

Весна — настоящее чудо.

Синева. Высоко в небе пушистые облака. Наконец-то тепло.

— Утром свет был другой, — делюсь я с Зои. — Он меня разбудил.

Зои ерзает в шезлонге:

— Везет тебе. А меня разбудила судорога в ноге.

Мы сидим под яблоней. Зои захватила с дивана плед и закуталась в него, а мне не холодно. Стоит один из приятных мартовских деньков, когда кажется, будто земля клонится вперед. Лужайка усеяна маргаритками. У забора вытянулись пучки тюльпанов. Сад даже пахнет иначе — таинственно и влажно.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Зои. — У тебя странный вид.

— Я концентрируюсь.

— На чем?

— На знаках.

Зои тихонько вздыхает, берет у меня с колен туристический проспект и перелистывает страницы.

— Пытка, конечно, но посмотрю пока вот это. Скажи, когда закончишь.

Я никогда не закончу.

Эта прореха в облаках, сквозь которую падает свет.

Эта птица медного цвета, по прямой пересекающая небо.

Повсюду знаки. Они меня оберегают.

Кэл теперь тоже верит в знаки, хотя и более утилитарно. Он называет их «заклинания, прогоняющие смерть».

Над всеми дверями и с четырех сторон от моей кровати он развесил чеснок. На переднюю и заднюю калитки прикрепил таблички «НЕ ВХОДИТЬ».

Вчера вечером, когда мы смотрели телевизор, он связал нам ноги скакалкой. Казалось, будто мы собираемся участвовать в парном забеге.

— Пока ты привязана ко мне, тебя никто не заберет, — заявил Кэл.

— А если тебя заберут вместе со мной?

Он пожал плечами, словно его это не волнует.

— На Сицилии тебя тоже не заберут — просто не будут знать, где ты.

Завтра мы улетаем. Целая неделя на солнце.

Я дразню Зои проспектом, провожу пальцем по пляжу с черным вулканическим песком, по морю, окруженному горами, по кафе и площадям. На некоторых фотографиях на заднем плане маячит вулкан Этна, огнедышащий и величественный.

— Вулкан действующий, — сообщаю я. — По ночам он искрится, а когда льет дождь, все покрывается пеплом.

— Но ведь дождя не будет, верно? Там небось градусов тридцать. — Зои захлопывает брошюру. — Поверить не могу, что твоя мама отдала билет Адаму.

— Папе тоже не верится.

Зои на мгновение задумывается.

— Их примирение тоже было в списке?

— Седьмым пунктом.

— Ужас. — Зои бросает проспект на траву. — Мне так тоскливо.

— Это из-за гормонов.

— Ты не поверишь, до чего тошно.

— Ну да. Это гормоны.

Зои с надеждой смотрит в небо, потом стремительно поворачивается ко мне и улыбается:

— Я тебе говорила, что переезжаю через три недели?

Разговоры о квартире ее всегда ободряют. Местный совет решил выдать ей субсидию. Зои сообщает, что обменяет чеки на краску и обои. Она оживляется, описывая стенную роспись, которую хочет сделать в спальне, и плитку с тропическими рыбками в ванной.

Она еще что-то говорит, но ее бока почему-то начинают ходить ходуном. Я пытаюсь сосредоточиться на ее планах по поводу кухни, но Зои дрожит, как в мареве.

— С тобой все нормально? — спрашивает она. — У тебя снова этот странный вид.

Я выпрямляюсь и массирую голову. Концентрируюсь на боли в глазах и пытаюсь ее прогнать.

— Позвать твоего папу?

— Нет.

— Принести воды?

— Нет. Сиди здесь. Я сейчас вернусь.

— Ты куда?

Я не вижу Адама, но я его слышу. Он вскапывает клумбы, чтобы его мама в наше отсутствие могла сажать цветы. Я слышу, как его ботинок со стуком упирается в лопату, как скрежещет влажная земля.

Я пролезаю в дыру в заборе. Слышен шепот растений — распускаются почки, прорастают нежные зеленые листья.

Адам снял свитер и остался в майке и джинсах. Вчера он подстригся; наклон его шеи, плавно переходящей в плечо, невыразимо прекрасен. Заметив, что я за ним наблюдаю, Адам ухмыляется, кладет лопату и подходит ко мне:

— Привет!

Я тянусь к нему в надежде, что мне станет лучше. Он теплый. Кожа соленая и пахнет солнцем.

— Я тебя люблю.

Молчание. Изумление. Неужели я это хотела сказать?

Он улыбается своей асимметричной улыбкой:

— И я тебя люблю, Тесс.

Я зажимаю ему рот ладонью:

— Если это неправда, не говори.

— Это правда.

От его дыхания мои пальцы становятся влажными. Он целует мою ладонь.

Я прячу эти мгновения в сердце — его рот под моей рукой, его губы на моих губах. Они нужны мне, как талисманы, чтобы пережить невозможное путешествие.

Адам проводит пальцем по моей щеке от виска до подбородка, потом по губам:

— Ты в порядке?

Я киваю.

Он смотрит на меня с недоумением: