Пока ты молод - [46]
Сергей признался в своих колебаниях Борису. Тот выслушал его, тоже задумался. Потом ответил, требовательно глядя ему в глаза:
— Не выступишь ты — я выступлю, — и многозначительно добавил: — Но лучше ты это сделаешь… Теперь, когда у тебя все перебродило.
В шесть часов вечера началась защита. Зал был набит до отказа. Люди толпились в дверях. Среди собравшихся было много земляков Вершильского, студентов из других вузов.
В списке дипломантов фамилия Вершильского стояла первой. Его вызвали, он поднялся и медленно, ломаной ревматической походкой направился к кафедре. Говорил коротко, тщательно подбирая слова, то обращаясь к залу, то отворачиваясь от него в сторону членов госкомиссии. Стихи читал из тех, что перевел Железин, одно — в подстрочнике, а недавно написанные и потому не включенные в дипломную работу — на своем языке. Под конец вторично поблагодарил за все заботы о нем во время учебы и прошел в зал, отыскивая глазами Куталову.
Выступавшие затем руководитель семинара и два оппонента долго расхваливали дипломанта, осторожно и бегло останавливаясь на недостатках его стихов. Слушая их, Сергей снова засомневался в целесообразности своего выступления. Он вопрошающе посмотрел на Бориса, но тот, исподлобья поглядывая на последнего оппонента, закусив нижнюю губу, что-то торопливо записывал в своем блокноте. Однако Сергею не удалось выступить. Все случилось очень неожиданно: оппонента на кафедре сменил приземистый, с вечно сияющими, умными голубыми глазами, с непокорно взвихренной белой шевелюрой студент второго курса Ежи Хвылицкий. Весельчак и балагур, он и сейчас, казалось, собирался не выступать с серьезной и продуманной речью, а рассказать какую-то забавную историю или анекдот.
— Товарищи! Может быть, это и не совсем хорошо, — начал Ежи, взволнованно теребя пуговицу нагрудного кармана куртки, — но я буду выступать против Виктора и его защитников. Виктор талантливый, думающий поэт, но мне кажется, что оценивают людей не только по их таланту. Вслушайтесь внимательней в его стихотворение «Разговор с пленным». Что там у него в концовке? «Мы, — говорит он, — были молоды и веселы и позабыли вдруг, что мы враги». Это неправда, потому что, судя по стихотворению, недавно окончился бой. И даже отрицательное отношение автора к хлопским повадкам пленного эсэсовца не спасает дела. Я воевал…
— При чем тут воевал! — не выдержал Вершильский.
Ежи укоризненно глянул на него.
— Ты хочешь сказать, Виктор, я хуже тебя пишу. Может быть. Но, повторяю, я воевал и чую твою неправду.
Ежи говорил уже спокойно, четко и правильно выговаривая русские слова. Он останавливался и на стихотворении об инвалиде в бане и на других червоточинах творчества Вершильского. Как только он кончил и, сопровождаемый аплодисментами, направился к своему месту, с растерянной улыбкой поглядывая по сторонам, взметнулась сухая подпрыгивающая в воздухе рука Железина. Ему дали слово.
— Ты не прав, Ежи, — он нащупал глазами сидящего в среднем ряду Хвылицкого. — Может быть, ты когда-нибудь и сам поймешь это. У нас сейчас не та поэзия, что была каких-нибудь три-четыре года назад. Бесповоротно не та. Мы выбросили за борт все образцы чугунолитейной лирики, по которым по долголетней привычке еще до сих пор судят за границей об уровне советской литературы. Мы похоронили этот миф. А чтобы нам поверили, мы искренне признаемся сначала в своих недостатках…
— Кто — «мы», и кто — судьи? — выкрикнул зло Борис Мишенин.
Железин снисходительно улыбнулся, узнав его голос.
— Ну зачем же, Боря, в такой, извини, провокационной форме ставить вопросы? Это не по-товарищески. Но, так уж и быть, отвечу. Мы — это, если не утрировать, в том числе ты и я.
— Но я ни перед кем не собираюсь извиняться, — Борис приподнялся. — И не позволю тебе от моего имени делать такое.
Председательствующий недовольно постучал карандашом по графину с водой, попросил не перебивать выступающего, а последнему посоветовал говорить короче и конкретней.
— Я же не виноват, — Железин подобострастно улыбнулся председателю комиссии, — что меня уводят в сторону некоторые забившиеся в дальние углы и считающие, опять же по старинке, что в задних рядах сидят самые передовые и мыслящие люди…
— А да, Железин, ты получше присмотрись! — забыв о предупреждении председателя, перебил его сидящий рядом с Ежи Хвылицким Али Нагаев. — Нам в зале углов что-то не хватает. А вот для вас, скажу я тебе, и одного угла многовато.
— Так вот, — продолжал Железин, нервно переждав аплодисменты. — Я считаю, поэт должен прежде всего обращаться к первоисточнику чувств человеческих, а не к отправлениям этих чувств. А преследуя такую цель, он может иногда по своему усмотрению пренебречь обстоятельствами. Не хочу быть голословным. Ну, взять хотя бы то же склоняемое здесь стихотворение Вити «Разговор с пленным». В войну подобные вещи нельзя было бы написать. Тогда они ничего не принесли бы нам, кроме вреда. А сейчас они имеют право на существование, потому что мы теперь можем полнее изображать чисто человеческие отношения в годы войны. Я, например, знаю женщину, которая изменяла мужу-фронтовику с другим фронтовиком, прибывшим домой в отпуск после ранения. А потом по окончании войны пришел муж и все простил: с ним тоже случалось такое же, как с тем отпускником. Он, видимо, понял, что она прежде всего человек, а потом уже жена. Я спрашиваю: может случай с этой солдаткой стать литературным фактом? По-моему, может. А раньше не мог по тем же причинам, что и стихотворение Виктора.
Антарктика и Москва, китобойная флотилия и городская больница — место действия; пилот вертолета и врач — главные герои романа. Автор показывает своих героев в часы и дни высочайшего духовного напряжения, драматических событий, сложных жизненных ситуаций — это те «звездные часы» в жизни, когда обстоятельства требуют проявления лучших человеческих качеств.
Зафесов Геннадий Рамазанович родился в 1936 году в ауле Кошехабль Кошехабльского района Адыгейской автономной области. Окончил юридический факультет МГУ. Работал по специальности. Был на комсомольской работе. Учился в аспирантуре Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Кандидат экономических наук В 1965 году пришел в «Правду». С 1968 по 1976 год был собственным корреспондентом в Республике Куба и странах Центральной Америки. С 1978 по 1986 год — собственный корреспондент «Правды» в Италии.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.