Пока ты молод - [47]

Шрифт
Интервал

— Правильно, Сеня! — горячо взвизгнула Куталова, сидящая рядом с Вершильским.

— А по-моему, это издевательство над святыми вещами! — не выдержал Сергей. — Так же, как в том стишке об инвалиде. Очень уж смакуется там укороченное тело. Одно дело, когда пишется с болью, с душой, но смакование…

— Я тоже говорю: неправильно! — снова вскочил Ежи. — Прошлым летом я побывал в своем повяте и видел там людей, которые, ого, как еще косятся на наши кооперативы. Хочешь не хочешь — не забудешь, что ты до сих пор солдат.

Председатель комиссии, видимо опасаясь, что споры могут принять очень острый характер, поторопился прекратить обсуждение работы Вершильского и перейти к следующей.

Сергей не стал дожидаться конца защиты и объявления оценок и вышел в коридор. Там он чуть не столкнулся с раскуривающей папиросу Куталовой. Он хотел было пройти мимо нее, но она, насмешливо прищурясь, точно так же, как на деснянском льду, когда он собирался помочь ей подняться, снизу вверх заглянула ему в глаза и угрожающе процедила:

— А я не знала, что ты такой…

— Зато я давно знаю, какая ты, — ровным, спокойным голосом сказал он и направился к выходу.

XVIII

«Сережа, я почему-то вижу выражение твоего лица в ту минуту, когда ты получишь это письмо и вскроешь конверт. У меня, конечно, нет силы воли, Я слабая. Потому что на такие письма, как твое, не полагается отвечать. А я… Как бы плохо ты обо мне ни подумал, сама я все-таки худшего мнения о себе. Но как бы там ни было, наши с тобой взаимные театральные поклоны при расставаниях не годятся. Правда, они неизбежны. Ну хотя, бы потому, что мы с тобой избегаем серьезных и откровенных разговоров и больше всего думаем о том, чтобы перед свиданием придать себе, как только это возможно, праздничный вид. Для меня такое, конечно, гораздо труднее, на мне лежит много всяческих обязательств и разных неизбежных «надо»… Словом, нам надо встретиться…

Я вижу, честное слово, вижу — ты не улыбаешься сейчас, но у тебя очень самодовольная физиономия (тебе это никогда не удавалось затаить, скрыть). Однако я не имею никакого права обижаться на тебя: опять же знаю, что при всей беспросветной несуразности наших отношений ты всегда находишь в себе силы беречь неизменную верность мне. (Видишь, Сережа, какая я эгоистка!) А это значит, ты можешь не таить улыбку, даже посмеяться над моим письмом. Все что угодно, если тебе от этого станет легче, светлей.

Да и сколько нам уже осталось жить в одном городе, рядом!.. Сережа, милый, я очень боюсь точек над «и», ничего не знаю, не вижу, не обещаю, но боюсь.

Приходи ко мне в воскресенье. Придешь?»

Наташа несколько раз перечитала написанное, затем отодвинула от себя ручку и испещренную рваными, кривыми строчками бумагу и, стиснув ладонями виски, задумчиво уставилась на фотографии, расставленные по столу. Вдруг она, как бы вспомнив что-то очень важное, мучащее и озаряющее, резким движением потянулась к тетрадному листу, схватила его, разорвала на две части, скомкала и сжала в своем маленьком кулачке. Пальцы ее нервно и беспомощно напряглись, словно они сжимали не мягкий и податливый листок, а преждевременно сорванный, несозревший, каменно-твердый орех. Повлажневшие, они тихо расслабились, выровнялись, и бумажный комок скатился по ним на стол.

«Зачем я это сделала? Я ведь не обманываю сейчас ни себя, ни его… А-а, вчера встретилась с Веркой. Она стыдила меня. Хвалила Сережу. Но какое ей дело… И неужели это может быть хоть сколько-нибудь приятно — вмешиваться в чужие хорошие чувства, привязанности. Наверное, потому много у людей несчастий и случайностей… Отойдите вы все от меня!.. Надоело».

Спустя несколько минут Наташа бережно и осторожно расправила две половинки письма и слово в слово вновь переписала на новом листе.

Она как будто освободилась от какого-то тяжелого груза, поднялась со стула и подошла к окну. Взяв в руки с подоконника небольшое зеркало с деревянной складной подпоркой, поднесла к лицу и тут же просветленно улыбнулась не то самой себе, не то только что виденному за чтением ее письма Сергею.

Она ждала его, и он пришел. Забыв о широко распахнутой им двери, забыв обо всем, что у них произошло, они бросились друг к другу с распростертыми объятиями. Торопливо, самозабвенно целуя ее глаза, волосы, губы, щеки, родинку, Сергей без конца шепотом повторял ее имя. А когда она тихо, но радостно пролепетала освободившимися губами: «Сумасшедший», — он доверчиво, как матери, уткнулся головой в ее грудь, закрыл глаза и, как только она начала гладить и теребить его мягкие, рассыпчатые светлые волосы, благодарно улыбнулся. Потом она приподняла его голову, коротко поцеловала в щеку и, легонько отшатнувшись, подошла к двери. Отрезвляюще щелкнул английский замок. Она вернулась, сняла с него плащ, усадила его рядом с собой на тахту и задумчиво спросила:

— Почему мы опоздали с нашей первой встречей на целых три года?.. Ну что ты смотришь? Где ты был четыре года назад?

— Меня, наверно, не было тогда.

— И я была не я. А может, тогда мы и не поняли бы друг друга. Как ты думаешь?

— И, возможно, к лучшему.

— Поцелуй меня, милый, и мы поедем к Анатолию Святославовичу.


Рекомендуем почитать
Москвичка

Антарктика и Москва, китобойная флотилия и городская больница — место действия; пилот вертолета и врач — главные герои романа. Автор показывает своих героев в часы и дни высочайшего духовного напряжения, драматических событий, сложных жизненных ситуаций — это те «звездные часы» в жизни, когда обстоятельства требуют проявления лучших человеческих качеств.


Паутина ложи «П-2»

Зафесов Геннадий Рамазанович родился в 1936 году в ауле Кошехабль Кошехабльского района Адыгейской автономной области. Окончил юридический факультет МГУ. Работал по специальности. Был на комсомольской работе. Учился в аспирантуре Института мировой экономики и международных отношений АН СССР. Кандидат экономических наук В 1965 году пришел в «Правду». С 1968 по 1976 год был собственным корреспондентом в Республике Куба и странах Центральной Америки. С 1978 по 1986 год — собственный корреспондент «Правды» в Италии.


Очарование темноты

Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».


Записки врача-гипнотизера

Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.